ТЕТЯ КАТЯ. Ой, а мне-то нравилось, как вы вместе в спектаклях представлялись. Я всегда смотрела. Ой, хорошо представлялись! Хотя Анжелка твоя, конечно, девушкой была злобчивой…

БОГДАН. Злобчивой… Само зло! Олицетворенное.

ТЕТЯ КАТЯ. А может, и того… не распробовал.

БОГДАН. Да нет, теть Кать, очень даже распробовал. (Собирает с пола мелочь). Вот уже который год, домой приходишь, да как вспомнишь, что и там ее нет, и тут ее нет, так… так просто чувствуешь, что счастьем дышишь.

ТЕТЯ КАТЯ. Чтобы вы всегда были уверены в свежести дыхания везде и всюду, – ополаскиватель «Колгейт-плакс». Двенадцать часов защиты от бактерий и свежее дыхание надолго. Рекомендация стоматологов.

Богдан с изумлением смотрит на свою визави. А та

ничтоже сумняшеся продолжает работу. Чавкает,

шлепает мокрая трепка. Издали доносится

мявканье голодной кошки… Тетя Катя

выпрямляется, кричит куда-то вверх.

ТЕТЯ КАТЯ. Аю, Петрович, здеся ты?!

Тихим невнятным ворчанием отвечает ей темнота,

– и становится понятно, что помимо этих двоих

сумеречное пространство приючает еще какие-то

существования.

ТЕТЯ КАТЯ, Петрович, ты того, сюда фонарь включи! А тот выключи! Выключи тот! Правильно, я ж и говорю тоже, что экономика… Экономия… Туда выключи! А сюда включи. Да, а то ж не вижу ничего.

Слова уборщицы сопровождаются почти

мистическим миганием фонарей, пока один из них,

наконец, не высвечивает интересующую Тетю Катю

часть сцены.

ТЕТЯ КАТЯ. Во-от, это теперь хорошо!

Журчит вода… Чмокает тряпка… Мяучит кошка.

Вдруг откуда-то из глубины сцены доносится

велегласный грохот, а вослед за ним пролетает

несколько ругательств.

ТЕТЯ КАТЯ. Что за лось у нас в лесу?!

В ответ опять грохот, правда, не столь

значительный, и вновь -пара табуированных слов, но

уже высказанных не столь экспансивно.

ТЕТЯ КАТЯ. Сразу видать, не наш. Здешних троп не знает.

Появляется Кирилл. Он идет, смахивая с себя

какую-то труху, поругиваясь тишком, теперь уже

как-то умиротворенно.

БОГДАН (все еще с мелочью в руках). О! Кирилл! Наше почтение светочу режиссерской мысли. Хорошо тебе…

КИРИЛЛ. Добрый день. Отчего бы это мне было так хорошо?

БОГДАН. Ты птица вольная. К одному театру не привязан. Ставишь, где хочешь…

КИРИЛЛ. Или, где удается…

БОГДАН. Да хоть бы и так. А я вот сижу, – копейки считаю. И так считаю, и так перекладываю, а их почему-то больше не становится. Вот.

ТЕТЯ КАТЯ. Просыпайся первым с «Нескафе-классик» и успей сделать свое утро действительно приятным. Покупай акционную банку «Нескафе-классик» и получи пятьдесят тысяч…

КИРИЛЛ. Феноменально! Вы уже приобрели эту банку… с деньгами?

Но Тетя Катя, похоже, выдает подобные тексты

непроизвольно, поэтому теперь она ощущает даже

некоторое смущение и вот молчит, нескладно

изображая отстраненность.

Возникает и вдруг обрывается какая-то немудрящая

мажорная мелодия – одна из тех, под которые

обыкновенно в учреждениях для общественного

воспитания детей дошкольного возраста

демонстрируют хореографические и вокальные

таланты его обитатели. Это звукорежиссер,

готовясь к репетиции, опробует фонограммы. В

дальнейшем музыка так же будет возникать – время

от времени, в нелогичных, казалось бы, сочетаниях

разновидных обрывков, прослоенных вдобавок

всякими техническими шумами. Среди музыкальных

фрагментов и фраз будут встречаться и

всевозможные звуковые эффекты, как то – стук,

треск, кряканье, птичий щебет, звук льющейся воды,

шум ветра и проч., с весьма неестественной,

«театральной» передачей.

КИРИЛЛ. Ты слышал, бедный, но гордый артист? Доносили до меня слухи и прежде – деньги лежат в банке. Но я предполагал, что у этого слова другое значение. Ан нет, деньги все-таки лежат в жестяной кофейной банке!