– Тетя Маша, – немного растерянно ответила женщина и тут же поправилась: – Мария Ивановна. А в театре я, почитай, пятнадцать лет. Еще хорошо помню, как у нас Андрюша Миронов, покойный, иногда играл…
– Воспоминания, конечно, вещь приятная, но давайте, Мария Ивановна, перейдем к более насущным проблемам, – оборвал ее Свиридов. – Левицкий давно работает в этом театре?
– Нет. Только первый сезон, – отрицательно покачала головой старушка. – Он даже освоиться толком не успел. Оттого и глупости делал…
– Какие? – Майор вопросительно вскинул на нее глаза.
– Известно какие, – хмыкнула уборщица. – Ругался с кем не надо. Да порядки свои пытался завести.
– Как я посмотрю, вам Левицкого совсем не жалко? – Свиридов склонил голову набок.
– А за что же его жалеть-то? – удивилась уборщица. – Нет, конечно, это нехорошо людей убивать вот так. Но раз уж его все-таки убили, то он сам в этом виноват. О мертвых, конечно, плохо не говорят, но я хорошего о нем сказать ничего не могу. Левицкий меня, например, по три раза заставлял в кабинете шкафы перетирать!
– Строгий, значит, был человек, – хмыкнул майор. – А как к нему остальные относились?
– Да хреново относились, прости господи меня, грешную! – ответила Мария Ивановна. – Он же всем напакостить успел. Я-то сама не в курсе, но люди говорят, что Левицкий Игоря Станиславовича от работы над пьесой отстранил, директору чем-то грозился и, вы не поверите, Мариюшку Строеву хотел в постель затащить! А когда она ему отказала, то оскорблял ее по-всякому. До того довел, что Машенька его застрелить грозилась. Ой, батюшки! Что я говорю?!
Старуха в испуге зажала ладонью рот, уставившись широко открытыми глазами в лицо майора. Свиридов прекрасно знал, кто такая Строева, и от слов старухи вдруг почувствовал себя золотоискателем, неожиданно напавшим на самое богатое в мире месторождение. Майору стоило огромных усилий, чтобы не выказать при уборщице своих эмоций.
– Вот как? – хмыкнул он. – А больше никто не собирался Левицкого пристрелить, как вы выразились?
– Да вы не так меня поняли! – затараторила старуха. – Машенька, она же и мухи не обидит. Просто, когда злится, иногда бывает несдержанна и глупости всякие говорит. Не могла она Левицкого убить.
– А я вас не спрашиваю о том, кто мог его убить, – прервал словоизлияния уборщицы Свиридов. – Меня интересуют те отношения, которые были между покойным Левицким и работниками театра. Что вы еще мне можете по этому поводу сказать?
– Да чего говорить-то? – пожала плечами женщина, потеряв интерес к разговору. – Многие худрука не любили. Актеры, конечно, народ странный и психованный, но убивать Левицкого никто бы не стал…
– Но все-таки убили, – развел руками майор и хотел что-то добавить еще, но в этот момент в дверь кабинета постучали.
Свиридов поморщился и громким голосом ответил, что можно войти. На пороге тут же появился один из экспертов. Он выглядел очень довольным и сказал, что есть кое-какая вещь, на которую майор должен срочно посмотреть. Свиридов пожал плечами и, отпустив уборщицу, подозвал к столу эксперта.
Тот сразу выложил перед майором полиэтиленовый прозрачный пакет. Внутри пакета лежала небольшая перламутровая пуговица, находившаяся некогда явно на женском платье. Несколько секунд майор рассматривал ее, а затем спросил у эксперта:
– Надо полагать, вы нашли ее рядом с трупом?
– Более того, Максим Эдуардович, – самодовольно усмехнулся тот. – Прямо у него в кулаке!
– Вот даже как? – Свиридов покачал головой. – А теперь проверим, насколько хороша у меня интуиция. Я не видел Строеву наверху. Видимо, она сейчас занята в спектакле. Так будьте добры, спуститесь вниз и посмотрите, есть ли на ее сценическом костюме такие пуговки.