– Тебе не о чем беспокоиться, если ты собираешься туда возвращаться. Она выплеснула агрессию, подзарядилась энергией зрительного зала и будет теперь в прекрасном настроении.

– Ты знаешь, что моя мама бывшая артистка? – удивилась Вера.

– Какая же она бывшая?

А дома и правда были тишь и благодать. Мама вела себя так, будто ничего не случилось, и спросила, какую оперу они сегодня будут слушать. Конечно, отсутствие скандала лучше, чем его продолжение, но Веру это так возмутило, что она не стала включать никакую оперу. Неужели и дальше придется так существовать – от одной бури до другой? А жизнь, в которой есть место искусству, профессии, друзьям, нормальному человеческому общению, собственной семье, пройдет мимо?

* * *

– Значит, для тебя это тоже место силы, – утвердительно говорил Ершов.

– Скорее, место свободы, – уточняла Вера. – А для тебя почему?

– А мы туда все мое детство на дачу ездили. Мать была крупным руководителем, ее фирма сотрудничала с Белогорским НИИ, а она дружила с директором Перехватовым, Катиным отцом. Рядом с их дачей мы свою снимали. Еще у матери здесь был доверенный доктор, вообще узкий дружеский круг. А меня ради социализации время от времени запихивали в местный детский лагерь. Наверно, для меня это тоже место свободы: я был хоть ненадолго предоставлен сам себе.

– Это в лагере-то?

– Поверь мне, лагерь и хождение строем были привольем по сравнению с домашней муштрой. Я же сказал: мама была руководителем. Она безостановочно руководила… Видишь стеклянное здание, похожее на голубой стакан? Возвышается над крышами? Это торговый центр построили. Моя фирма взяла там еще один подряд, и я понял, что мы в Белогорске надолго и пора в нем осесть. Сначала снимал квартиру, чтобы не кататься каждый день из Москвы, потом поизучал рынок вторичного жилья, а потом присмотрел домик. Хочешь увидеть? Это рядом, в Тучково.

– А как же твоя мама? – Веру это больше интересовало. – Как же она согласилась остаться одна?

– Она согласилась остаться одна, еще когда я пошел работать в ту самую строительную фирму, где она была финдиректором. И отлично знает ее специфику. А у меня специальность – теплоснабжение и вентиляция. Климат-контроль, умный дом – вот это все.

– Это она хотела, чтобы ты пошел по ее стопам?

– Я понял, что мне это подходит, хоть там и заправляют старики из прошлого века. Это сокращало сроки вхождения в профессию. Можно, конечно, провести чистый эксперимент – прийти туда, где тебя никто не знает, начать показывать себя. Но на это уйдет много времени, а закончиться в плане карьерного роста может ничем, как бы ты ни старался. А если хочешь делать дело, то лучше заниматься им в режиме наибольшего благоприятствования, а не экспериментировать и самолюбие тешить. Поверь мне, чьим бы сыном ты ни был, вкалывать надо самому и каждый день. И спрашивать будут с тебя, а не с мамы. Но для меня самым главным было то, что у нашей компании объекты по всей стране. А мне жуть как хотелось перестать быть домашним мальчиком, я и выбрал работу, связанную с поездками.

– И всю страну объехал? – восхитилась Вера.

– Почти. Сначала все время опасался, что с мамой без меня что-нибудь случится. Я с детства рос заложником ее возраста. Как только начал себя сознавать, понял, что у меня мама не как у остальных детей. Она очень старая, а значит, скоро умрет. И я, с одной стороны, должен быть к этому готов, а с другой – сделать все от меня зависящее, чтобы это отодвинуть. Быть рядом, прежде всего. Мне это казалось важной, героической миссией. А потом эмпирическим путем выяснилось, что мама прекрасно справляется и без моего героизма. И что и тогда в нем не было необходимости. Что все детство прошло в постоянном и в общем-то бессмысленном стрессе. Если бы я тогдашний знал, что в ближайшие двадцать восемь лет опасаться нечего, я бы просто жил без страха.