– Я могу убить его, отец, я знаю, что могу!

– А я тебе пятьдесят раз говорил, будь с ним вежлив. Он только и ждет, как бы тебя подрезать, дурень ты несчастный. И будь спокоен, у него получится. С этим дьяволом ты будешь драться только один-единственный раз! Понятно?

– Да. – Горт почувствовал во рту вкус крови, и это сделало его еще злее.

– В другой раз я не стану вмешиваться, помирай, если охота, недоумок. И запомни еще одно: никогда не задирай человека, который проиграл тебе деньги и вроде как твой должник. И не пинай его в пах, когда он лежит у твоих ног избитый и беспомощный. Это не по правилам!

– К чертям правила!

Брок ударил его еще раз:

– Броки чтят кодекс чести. Все в открытую. Один на один. Пойдешь против этого – и твоему партнерству в компании «Брок и сыновья» конец.

Горт вытер кровь с подбородка:

– Не бей меня больше! – (Брок почувствовал ярость, звеневшую в голосе сына, и его лицо потемнело и стало жестоким.) – Не надо, отец. Клянусь Господом нашим Иисусом Христом, в следующий раз я отвечу! – Горт стоял, широко расставив ноги, сжав гранитные кулаки. – Сегодня ты ударил меня в последний раз. Ударишь меня снова, и я не остановлюсь ни перед чем. Господом Иисусом клянусь, ты ударил меня в последний раз!

Вены на шее Брока вздулись и почернели, когда его огромная фигура грозно надвинулась на сына – уже не сына, а врага. Нет, не врага. Все-таки сына, который просто перестал быть юнцом. Сына, который бросил вызов отцу, как делают рано или поздно все сыновья.

И Брок, и Горт понимали, что если сейчас между ними вспыхнет ссора, то прольется кровь, и за этим последует изгнание из семьи. Ни отец, ни сын не хотели этого, но оба знали, что, если такое случится, они до конца жизни останутся кровными врагами.

Брок ненавидел Горта в эту минуту за то, что тот заставил отца почувствовать свой возраст. И любил его за то, что он не испугался и восстал против него, хотя не мог не понимать, что ему никогда не сравняться с отцом в искусстве ведения смертельного поединка.

– Тебе лучше поторопиться на Гонконг.

Горт с усилием разжал кулаки.

– Да, – хрипло сказал он. – Но тебе лучше поскорее покончить с этим ублюдком, если ты взаправду собираешься это сделать. Иначе в следующий раз я сделаю это сам и по-своему. – Он в упор посмотрел на боцмана. – Какого дьявола ты тут стоишь, чертово отродье?! За дело, шевелись!

Горт вытер кровь с губ и сплюнул за борт. Но сердце его продолжало тяжело стучать, и он пожалел, что третьего удара не последовало. Я был готов, клянусь Богом! И я смог бы одолеть его, как могу одолеть этого зеленоглазого сукина сына. Я знаю, что могу.

– Каким курсом мы пойдем, отец? – спросил он, потому что можно было выбрать много разных путей. Подходы к Кантону по реке представляли собой настоящий лабиринт из больших и малых островов и многочисленных проток.

– Ты сам заварил эту кашу. Сам и прокладывай курс. – Брок отошел к левому фальшборту.

Тайлер чувствовал себя очень старым и очень-очень усталым. Ему вспомнился его отец, который был кузнецом, вспомнилось, как мальчишкой он должен был терпеть побои, выслушивать поучения, скрывать обиду и делать что велят, пока – в тот день ему как раз исполнилось пятнадцать – боль и ярость не прорвались наружу и не застлали ему глаза кровавой пеленой. Когда пелена спала и его взгляд очистился, он увидел, что стоит, все еще сжимая кулаки, над неподвижным телом своего отца.

Господи, подумал он, это едва не случилось. Слава Богу, что мне не пришлось драться с ним по-настоящему. Я не хочу терять сына.

– Оставь Дирка Струана в покое, Горт, – сказал он, и его голос уже не был таким грубым и жестким.