Каспар завел пружины кулеврины, выставил колышек на первую засечку и, сняв со стены деревянный, обитый кожей тренировочный меч, встал в позицию. Теперь требовалось только ткнуть им в металлический диск, и это послужит пуском бешеного механизма тренировочной машины. У нее имелось семь лап, но на первой засечке срабатывали всего три, однако какие именно из семи, было неизвестно, хитрый золотник – устройство, включающее лапы, – всякий раз подключал разные и с разных сторон.

За эту машину гном Боло взял тридцать золотых, по меркам Ливена – целое состояние.

Выдержав паузу, Каспар нанес «укол», и кулеврина обрушила на него один за другим три удара – два в уровень головы и один – коварный – подсекающий ноги. Но Каспара такими ходами было не взять, он уверенно отбил все три. Несмотря на спокойную жизнь преуспевающего купца и промышленника, он старался посещать зал не реже двух раз в неделю. Генриетта называла это блажью, однако тренировки помогали Каспару держать себя в хорошей форме.

Взвесив в руках тренировочный меч, Каспар решительно переставил колышек на вторую засечку. Отошел, прицелился и нанес очередной укол – четыре лапы ударили одна за другой, но и тут Каспар отбился. Довольный собой, он улыбнулся и, попятившись к стене, вдруг увидел уходящую к горизонту дорогу и стоящих полукругом озлобленных людей. Это были враги, они недобро смотрели на него и были готовы атаковать. Вот один из них бросился вперед, и Каспар взмахнул мечом…

Наваждение ушло так же быстро, как и захватило рассудок Каспара. Он встряхнул головой и опустил поднятый для удара меч.

Что это было – сон наяву? А может, знак?

Нехорошее предчувствие сдавило грудь, Каспар повесил меч на стену и, пройдя по кругу, задул свечи – сегодня ему следовало отдохнуть и попить лечебного отвара, который так хорошо удавался Генриетте.

Супругу он застал на кухне, казалось, она никогда не устает готовить, стирать белье, убирать комнаты.

Увидев вошедшего мужа, Генриетта отставила кастрюли и озабоченно спросила:

– Что с тобой? На тебе лица нет.

Наскоро вытерев руки о фартук, она приложила ладонь ко лбу мужа.

– Нет, это не болезнь… – сказала она уверенно.

– Оставь, – отмахнулся Каспар и сел за стол. – Завари-ка лучше своих трав, хочется выпить чего-нибудь горячего.

– А может, хересу?

– Нет, лучше трав.

Генриетта пристально посмотрела на мужа и достала из шкафчика деревянную резную коробочку с заветным сбором.

– Ева хочет цифирь изучать, – сказал Каспар.

– Она мне этой цифирью все уши прожужжала.

– Я вот подумал – пусть девка поучится, хуже не будет, а то скучает она в девчачьей школе.

– Дело твое, ты отец и деньги твои за учебу пойдут, – пожала плечами Генриетта, тоном показывая, однако, что не одобряет затею мужа. – А вот придет время замуж ее отдавать, кто ее, ученую-то, возьмет? Она ведь дерзкая станет.

– Она и так дерзкая станет, порода у нее такая – вся в меня. – Каспар улыбнулся. – Ничего, пусть учится, а денег за нее много и не потребуется, небось учитель Бразис и за холст крашеный учить станет, за девчонку большего не положено.

Наутро Каспар отправился на Рыночную площадь, чтобы купить прочной бечевки для замачивания в воде согнутых облучий, а заодно и прогуляться – он давно завел себе такой обычай.

Когда Каспар появился на площади, там уже вовсю кипела торговля; если горячие пироги и разварной картофель со смальцем только подвозили к столам торговок, то продажа сырых продуктов велась уже с шести часов утра.

Вдоль рядов неспешно проезжали телеги с тюками овчин и рулонами кож, за ними покачивались трехэтажные возы гончаров с расставленными, словно в шкафу, круглыми обливными горшками.