Уже не помню, как это вышло, но однажды на закате я целую ее в губы, чувствуя запах вина и легких духов. Мир кружится вокруг нас, а Таня шепчет: «В полночь приходи к столовой, только чтоб не видал никто».

И я прихожу. Я знаю, что сегодня произойдет то, о чем с определённого возраста постоянно думает каждый мальчишка. Немного страшно, но надо же когда-то начинать. К тому же Таня мне нравится.

Мы уходим в некошеные луга, и все происходит при свете звезд и сверкающих Персеид. Слегка влажные волосы Татьяны пахнут персиковым шампунем; в глубоких, как омут, серых глазах отражается водоворот Млечного Пути.

– Матвей, – говорит она тихим голосом, который я буду вспоминать в своих снах много лет, – не торопись. Расслабься, я все сделаю сама.

Когда небо начинает светлеть, и я падаю рядом с Таней без сил, мокрый от пота и счастливый, происходит странное. Губы моей подруги беззвучно шевелятся, она берет меня за руку – и мир вокруг исчезает в сером мельтешении полутонов, словно превращается в черно-белый размытый фильм. Пробирающий до костей холод быстро высушивает пот.

– Не бойся, – Таня с силой сжимает мою руку, обнимает за шею, – не бойся, все хорошо, так нужно.

– Какого дьявола? – Я пытаюсь вырваться, но Татьяна закрывает мне рот ладонью.

Вскоре краски возвращаются, и она рассказывает мне о Сумраке, об уровнях Силы, о волшебстве, о борьбе Темных и Светлых.

– Теперь ты – Иной, Матвей. Светлый Иной, как и я, – говорит Таня, когда мы на рассвете возвращаемся в лагерь, держась за руки.

– Что ты сделала со мной?

– Это называется инициация. Не сделала бы я – сделал бы кто-то другой рано или поздно.

Пройдут годы, и все изменится – но в то утро первый секс мне кажется важнее и интереснее первого входа в Сумрак.

Позади на колхозной дороге раздаются тарахтенье, грохот и стук. Нас догоняет мотоцикл с коляской, в нем трое проспиртованных, голых по пояс мужчин. Кто они – не знаю, наверное, из поселка. Они свистят нам вслед и смеются.

– Понравилась телочка, малец? – сиплым голосом спрашивает тот, что за рулем. – Не поделишься с рабочим классом?

Его красные от загара грудь и плечи покрыты татуировками, во рту сверкает золотой зуб:

– Так кто кого трахнул, сопля? Ты ее – или она тебя?

Я сжимаю кулаки, но Таня останавливает:

– Не надо. Пусть едут.

Однако проспиртованные и не думают уезжать. Они продолжают изобретать оскорбления, затем один из мужчин соскакивает с мотоцикла и пытается обнять Таню за талию.

– Напросились, – шепчет она и делает несколько быстрых движений руками.

Мотоцикл исчезает. На его месте появляется телега на деревянных колесах. Дно ее выстлано соломой. Телега запряжена двумя низкорослыми пони с ошалевшими мордами; перед ними на дороге сидит, похрюкивая, вымазанный в грязи боров.

– Айда, залезай, – смеется Татьяна.

Мы едем в повозке по полю до самого шоссе, а боров, хрипя от ужаса, бежит впереди – и я чувствую себя персонажем повести Гоголя. Таня с улыбкой говорит о всякой ерунде… она и в самом деле спокойна, расслаблена. Неприятное приключение нисколько не выбило ее из колеи.

– Они так и останутся в образе ишаков и порося? – спрашиваю я.

– Это было бы слишком жестоко. К вечеру станут прежними уродами.

Улыбка сходит с лица Тани:

– Ты должен знать: применять магию к людям нужно очень осторожно. То, что я сделала сейчас, – простительно, потому что я защищалась. Но магическое вмешательство в судьбу людей под строгим запретом. Существует Великий Договор между Светлыми и Темными Иными…

Проходят дни, и Таня ведет себя как прежде. Она печально улыбается мне и поет под гитару у костра, но встреч под звездами больше нет. Через неделю мы разъезжаемся по домам. Таня снится мне каждую ночь. Я узнаю через деканат ее адрес и пишу письмо за письмом, на которые нет ответа. Начинается учебный год, мне не до лекций. Почему она не напишет мне в ответ хоть слово? В один особенно серый и слякотный день я беру билет на первую утреннюю электричку и еду к ней во Владимир. Я сажусь на лавочку во дворе ее дома и жду, жду, жду… Наконец, убедившись в моем упрямстве, она выходит и садится рядом – еще более прекрасная и волнующая, чем раньше.