Были предприняты все необходимые меры для спасения животного, включая даже то, что ловили мышеловкой мышей и скармливали их Агриппе на ужин. Через два месяца на нём всё зажило как на собаке.

И вот сейчас, пройдя несколько метров, Агриппа остановился и, используя присущий котам широкий угол периферического зрения, не поворачивая головы, стал наблюдать за действиями Человека. Потом повернул уши на 180 градусов, сканируя пространство между собой и Человеком. Удостоверившись, что всё в порядке, медленно и величественно повернул голову и посмотрел в лицо Чанышева своими серо-зелёными, как у Чингисхана, глазами. Чанышев замер, отмечая про себя, что зрачки Агриппы круглые и открыты полностью, хотя в этот час кошачьи зрачки уже должны были стать овальной формы. Всем известно, что, когда солнце в зените и коту понадобится заблокировать часть света, его зрачки превращаются в узкие щели. Именно так устроен любой кошачий глаз. Но глаза Агриппы были неестественно круглыми. Он смотрел на Чанышева не по-кошачьи дерзко, не моргая, и их взгляды встретились. Чанышева будто ударило током. У него было такое впечатление, что он смотрел в зеркало. Даже не так: он смотрел не на себя в зеркало, но как бы в себя самого. Словно Чанышев-человек смотрел на Чанышева-кота.

Это длилось недолго, но достаточно, чтобы осознать глубокий смысл выражения «я – это другой ты». Оно помогает лучше понять смысл единства всего разнообразия Природы.

Размышляя об этом, Чанышев остановился у домика для прислуги. Здесь жила одинокая девушка двадцати лет, с которой он познакомился в Петрограде в ноябре 1916 года. Через два года по его приглашению она приехала в Джаркент. Она стала для него младшей сестрой и дочерью, надёжным помощником и верным другом, талантливой ученицей и умным советчиком, его домашней хозяйкой и официальным завхозом библиотеки – она стала для Чанышева всем. Родители назвали её Адель, но он звал её Валиде, и этому были причины.

Её мать, урождённая Галия Зайниева, воспитанница Смольного института для благородных девиц, в возрасте восемнадцати лет вышла замуж за статского советника Императорской военно-медицинской академии, крещёного татарина князя Дмитрия Бартенева. Молодые венчались в православной Свято-Троицкой церкви, в народе прозванной «храмом Кулича и Пасхи». Позже в этой же церкви крестили их детей.

Природа наделила Галию идеальной женственной фигурой, шелковистой кожей молочного цвета и безупречно красивым лицом. Она обладала острым умом и мягким характером, что делало её излишне застенчивой. Собственную возвышенную натуру Галия ярко проявляла в своих живописных работах акварелью и проникновенных стихах. Кроме того, Бог подарил ей прекрасное лирическое сопрано, но от профессиональной сцены она отказалась, желая в будущем петь лишь для своей семьи и немногочисленных друзей. Из музыкальных инструментов она предпочитала фортепьяно и флейту, на которых одинаково блистательно играла.

Дмитрий Дмитриевич, военная косточка, был безусловным образцом воинской доблести и чести и считал себя ответственным перед Богом и Отечеством за состояние военно-медицинских войск Российской армии, в которых служил. Он был умён и разносторонне образован. С первых лет службы в армии он целенаправленно изучал историю и принципы организации медицинских подразделений армий не только европейских стран, но и великих полководцев древности, аккумулируя все полезные идеи для подготовки предложений по реформе русской армии. Хотя эта работа и занимала большую часть его времени, но, как считал Дмитрий Дмитриевич, семья должна быть для него на первом месте. Музыкального образования он не имел, но любил петь весёлые татарские песни, аккомпанируя себе на гармони.