– Ну, Рибер, конец твоим победам, – сказал Бобби и скинул халат. – Лис угодит в ловушку.

Он знал, что должен сделать.

Ванзаров приоткрыл глаза. Ему улыбались черепа. Повешенные аккуратной гроздью, они скалились в улыбках, пялясь пустыми глазницами. Лоб нижнего черепа украшала квадратная дырка. У других были сломаны переносицы и дырки вместо надбровных дуг.

– Я в раю?

– В самом первосортном!

Сев на край кожаной кушетки, какую доктора обычно используют для осмотра пациентов, Лебедев наставил ложку с желтоватой микстурой. Деваться было некуда. Ванзаров только разжал губы, как вкус металла и горечь до отвращения наполнили рот.

– В раю потчуют нектаром и амброзией, – сказал он, кое-как проглотив отраву.

– Амброзия научного рая, – ответил Лебедев, стряхивая капли на пол. – Если бы не эта микстурка моего изобретения, погибали бы в страшных мучениях. А так – только заблевали всю лабораторию.

– Простите… Мне очень стыдно…

– Пустяки, коллега! Ничто не стыдно, что на пользу здоровью. Да хоть мочу пить!

Ванзаров кашлянул, чтобы скрыть рвотный позыв.

– Это мышьяк? – спросил он.

– Что же еще! Наш старый знакомый. Оружие не столько смертельное, сколько мучительное. Особенно в неумелых руках. Чаще всего травятся кухарки от несчастной любви и нервные барышни от нее же, проклятой. И не знают, что умирать будут не мгновение, а эдак с недельку. Если, конечно, не проглатывают весь пузырек сразу.

– Мне мышьяка явно пожалели.

Лебедев профессиональным взглядом окинул тело, лежащее в расстегнутой сорочке.

– Из расчета комплекции и молодого организма я бы рекомендовал чайную ложку.

– Благодарю, буду знать.

– Вы бы с ядами не шутили, – сказал Лебедев. – Один раз уже с того света вернулись, теперь второй звоночек. Надорвете желудок, кому будете нужны в инвалидном состоянии?

– Благодарю за правду.

– Лучше так, чем возить вас в инвалидной коляске. Да и времени у меня на это нет. Брошу посреди Невского проспекта, будете в шляпу милостыню собирать.

– Умеете вы, Аполлон Григорьевич, поднять настроение, – сказал Ванзаров и попытался встать.

Лебедев схватил его за плечи и толчком вернул обратно.

– Куда собрался?! – рявкнул он. – Радуйтесь, что живы. Хорошо, дежурный чиновник сообразил ко мне бежать. После такого – неделя постельного режима, не меньше. Пить отварчики и бульончики. Трогательная женская забота и полный покой. Ах, да, вы же не женаты… Все мы, холостяки, когда-нибудь умрем в одинокой постели, и найдут нас через год, когда останется объеденный мышами скелет. Ну, вам об этом еще рано думать.

– Я не могу лежать неделю, – тихо сказал Ванзаров. – Мне надо быть на дружеской вечеринке.

– Шутите или издеваетесь? – спросил Лебедев. – Только что был на шаг от смерти, а он уже веселиться собрался.

– Ничего общего с весельем. Мне надо ехать на Олимпиаду…

Аполлон Григорьевич потрогал лоб больного.

– Горячки вроде нет, а такой бред несете. Какая Олимпиада?

– Первая, в Афинах. Буду выступать в состязаниях борцов…

– Пожалуй, привяжу вас к кушетке, от греха подальше, – задумчиво сказал Лебедев. – Читал, что после отравления мышьяком в редких случаях происходило нарушение мозговой деятельности, но чтобы с ума сойти… Первый случай в истории судебной медицины. Будем именовать «синдромом Ванзарова». Клиническая картина: человек рвется совершать неадекватные поступки и верит в полный бред.

– Это не бред, у меня поручение от директора департамента полиции.

– А! Ну тогда назовем «синдром Ванзарова – Сабурова». Звучит неплохо.

– Аполлон Григорьевич, мне Лунного Лиса поймать нужно… Пока его раньше меня не поймали.