Под горячей струей в душе Лена окончательно проснулась, и мысли сразу устремились в нужном направлении – какие вопросы задать домработнице, о чем не забыть. Список вопросов она набросала вчера, пока одним глазом следила за развитием сюжета в каком-то бесконечном сериале. Лена не могла находиться в тишине, так что или музыка, или телевизор в ее комнате всегда негромко звучали. Никиту это, кстати, раздражало, – он любил тишину и морщился всякий раз, когда Лена вдруг на съемной квартире тянулась к пульту телевизора.

– Мне хочется молчать, понимаешь? Полчаса тишины. Я успеваю так наговориться за день, что должен помолчать хотя бы дома. Не понимаю, как тебя не мучает необходимость постоянно общаться с людьми. – Он забирал у нее пульт и откладывал так, чтобы его даже видно не было.

Лена этого не понимала. Ее работа тоже связана с людьми, но у нее нет потребности в тишине, скорее наоборот. Едва в помещении становилось тихо, Лену охватывала паника. Ей нужны были любые звуки, пусть даже барабанная дробь. Никита мириться с этим не желал и очень сердился, если Лена пробовала настоять на своем. Она сдавалась, уступала, но обида не проходила: он не понимает ее и не хочет ничем ради нее пожертвовать, даже такой ерундой, как включенный телевизор.

Домработница Стрелковых Ирина Кошкина оказалась довольно молодой женщиной. Одета она была скромно, но Лена сразу поняла, что вещи на ней не с рынка. «Интересно, сколько ей платили, если она может позволить себе туфли почти за пятнадцать тысяч?» – думала Лена, разглядывая бордовые лакированные туфли на устойчивом каблуке. Такую модель недавно мерила Ленина мама, поэтому она знала цену до рубля.

Ирина выглядела спокойной, но комкала в руках платочек и то и дело оглядывалась на Лену, которая заняла место у нее за спиной.

– Вы, Ирина Александровна, давно в доме Стрелковых работаете? – начал Паровозников после того, как с формальностями было покончено.

– Десять лет.

– Да, немало. А что же такую карьеру странную выбрали? Вы же лингвист по специальности, если я правильно понял?

– Много у нас рабочих мест для лингвистов? – слегка огрызнулась Кошкина.

– Не знаю. Но вы же зачем-то выбирали специальность, когда в вуз поступали, правда?

– Конечно! Но не я виновата в том, что домработницы зарабатывают в десять раз больше лингвистов.

– Хорошо, – терпеливо согласился Паровозников. – А как вы попали к Стрелковым? Через агентство?

– Нет. Меня прежняя домработница привела и рекомендовала. Она моя соседка. Возраст уже был не тот, ей стало тяжело, и дочь позвала ее жить к себе в Вологду. Вот она меня Стрелкову и предложила.

Кошкина нервно облизала губы и поправила выбившуюся из-за уха прядь волос.

– Понятно. И что же, вы с хозяином сразу пришли, так сказать, к взаимопониманию?

– Вы на что намекаете? – вдруг взвизгнула она, и Лена удивленно посмотрела на Паровозникова. Тот тоже слегка растерялся:

– Я? Ни на что. Спросил, не возникало ли у вас с хозяином недопонимания, был ли он доволен тем, как вы работаете. Какие намеки, Ирина Александровна?

– Так бы сразу и спрашивали, – немного успокоилась она. – Нет, я очень старалась делать все так, как мне тетя Тася рассказывала.

– Тетя Тася?

– Соседка моя, которая меня на работу устроила. Я первое время к ней каждый вечер бегала, даже тетрадку специальную завела, чтобы туда все мелочи записывать. Понимаете, очень важно, чтобы в доме все делалось так, как хозяева привыкли: им так удобно, а мне намного проще. Они хорошие люди, вы не подумайте. Жанночка вообще такая славная… – Ирина всхлипнула и поднесла платок к глазам. – Она же слова плохого никому не сказала, вежливая, со всеми на «вы» – и со мной, и с поваром, и с садовником. Никогда голоса не повысит. Да и Валерий Иванович… Кому они могли помешать?