Так вот они, дебри Уссурийского края… Я был преисполнен высшего и естественного уважения и почтения. Если есть справедливость в мире, так кто же ответит на мое уважение злом? А в том, что справедливость есть, по крайней мере в мире природы, я уверен. Конечно, есть хищники и есть жертвы, и очень возможно, что кто-то из хозяев «монастыря», в котором ты оказался, увидит в тебе потенциальную жертву. В этом нет несправедливости, в этом тоже естественность. Для того чтобы избежать участи жертвы, необходимо знание и умение защищаться. И опять же – внимательность. Словно в подтверждение этой мысли, вдруг ощутил, что руки мои, оголенные до локтей, уже зудят от комариных укусов. Да, комары нападали средь бела дня, при солнце, тотчас напомнив давние муки от мошек, страхи перед клещом. Дебри вокруг меня таили, разумеется, не только красивые тайны – в них, как и во всем в жизни, была и опасность. Первая мера самозащиты выразилась в том, что я опустил рукава рубашки. Штормовка была со мной, но надевать ее в такую жару очень не хотелось. Решил, что буду просто-напросто почаще осматривать себя, чтобы вовремя обнаружить клещей. Женя сказал, что их практически сейчас нет, но все же следить надо – теоретически они еще могут напасть.

Прошли первые минуты ошеломленности, я начал осматриваться по сторонам. Дорога, посыпанная щебенкой, шла чуть вверх, делая первый виток «серпантина». Я сразу понял, что сходить с нее в лес бесполезно, да и невозможно: дебри почти непроходимые. А значит все, что я увижу, будет на самой дороге или рядом с ней, в этом зеленом «ущелье». Вокруг летали насекомые и бабочки. С замиранием сердца я начал приглядываться к ним. Первые, которых я увидел, – белянки и перламутровки. На миг вспыхнула уссурийская пеструшка. Светло-клетчатая, с коричневыми пятнами и едва заметным, но очень красивым зеленовато-красноватым отливом. Тихо пошел я дальше и заметил какое-то движение справа в кустах. Несколько больших желтоватых бабочек гонялись друг за другом. Это были ксуты. Ксуты, настоящие ксуты, бабочки с явно «тропическим» рисунком. Через несколько секунд ксуты исчезли, как будто только пригрезились. Да, до сих пор ни одному из философов не удалось с точностью определить, что же это такое – красота. Но не только философы, не только художники и писатели, а очень многие люди поняли: красота – непременный спутник жизни. Без красоты истинной жизни нет.

Вдруг зашелестело в кустах. Мгновенно напрягшись, я обернулся. Из кустов вышел дед с корзинкой. Он собирал малину.

– Бабочек ловишь, сынок? – спросил он.

– Да вот что-то мало их, – сказал я. – И не ловлю, а любуюсь ими.

– Раньше бывало, у воды на дороге бабочек по сотке сидело. Сейчас меньше стало, не сравнить.

– А грибы есть? – спросил я, кивнув на корзинку.

– Да немного есть. Я так, понемножку. А ты сам-то откуда же?

– Из Мордовии, в средней полосе России.

– А, ну-ну. Удачи тебе. – И пошел потихоньку вверх по дороге.

Я присел на камень. Удивительно: я почувствовал себя точно так же, как где-нибудь в Горьковской, мордовской деревне. Другой пейзаж вокруг, другие бабочки и комары, другой воздух. Если бы не существовало самолетов, поездов и машин – а так было совсем недавно! – то отсюда до дома пришлось бы добираться, наверное, не один год. И все-таки я чувствовал себя дома. Не было ничего чуждого мне вокруг. Моя земля, мое солнце. Моя живая зелень, мой добрый знакомый дед. «Наша так думай: это земля, сопки, лес – все равно люди», – вспомнился говор Дерсу Узала. Да, все у него были «люди» – и тигры, и кабаны, и лес, и сопки, и камни, и костер, у которого, с его точки зрения, менялось «настроение», и даже вода в чайнике, потому что, закипая, она так жалобно пела – так жалобно, что не в силах вынести этого, Дерсу снял чайник с костра и вылил воду на землю. Да, все живым было вокруг него. И я так понял вдруг этого милого человека: ведь вся сопка, по которой шел и на склоне которой сейчас сидел, были живые. Живая, теплая, радующаяся своей яркой и пестрой жизни гора. Словно в сказочном сне – только сон этот был наяву.