Может, чувак не видит нормально, но слышит, как громко бьётся моё сердце, и идёт на звук? А может, у него тепловизор включается «духовным оком»? А вон, у губоководных рыб с глазами вообще беда, и ничего, ориентируются ведь. В других рыб не врезаются, даже еду себе как-то находят. Поэтому поди знай, как оно у чувака со зрением организовано. Да мне и не надо знать. Просто есть такой факт – чувак каким-то образом видит.
Дальше – кожа местами отсутствует, местами – зелёная. Ну и ладно. Про цвет кожи во всём мире давно говорят – пережиток прошлого на него ориентироваться, чтобы делать выводы о человеке. У нас у всех разная кожа. У некоторых и прожилки видны, красненькие, синенькие там… А у кого-то поры такого диаметра, что в них палец поместися. Поэтому, если равняться на идеал, то под него не подошёл бы ни один человек в мире. А этот, значит, полузелёный. Ну что ж… Ну вот так, значит.
Клыки? С прикусом всё плохо было с детства, как объяснили бы дантисты. А у родителей по какой-то причине не было времени заниматься ребёнком. Может, они много работали, и у них совершенно не было времени? А может, у них в деревне не было дантиста? Я, конечно, не знаю, из деревни ли он, но проблема явно на лицо. Или, скорее, на лице.
Шипит человек? Опять же, стоит глянуть в область гортани – а гортани-то и нет. Нет её. И звуку, соответственно, исходить физически неоткуда. Может, у него и шипение-то еле получается, может, человек все силы напряг, чтобы донести мне какую-то важную информацию. А информация важная, судя по тому, что, несмотря на трудности в передвижении и звукопроизношении, человек всё равно заморочился, преодолел все свои препятствия и пошёл ко мне. Ему, поди, трудно, больно и плохо, но нет, он, как настоящий молодец, идёт, ковыляет ко мне и издалека уже что-то шипит. Доносит, так сказать, до меня весть. Понять бы что…
О! Можно дать ему ручку и бумажку – пусть напишет!
…Тут я прервала полёт своей фантазии, потому как надо было идти доспать ещё пару часов до подъёма. «Пока есть время, чего б не поспать?» – спросила я себя, глядя всё в то же зеркало, как вдруг сбоку промелькнула тень. Я заметила её в отражении краем глаза. Вздрогнув от неожиданности, я обернулась. И никого, разумеется, не увидела. Но остро чувствовала взгляд, прожигающий темечко. Тогда я сказала в пустоту, зеркалу, имагинарному привидению или никому: «Не смей меня пугать, мне страшно и неприятно». И, набравшись наглости, добавила: «И вообще… Если ты пришла за мной (заметь, не я за тобой ходила), тебе, скорее всего, что-то от меня надо. Так вот, я, может, и помогла бы. Но такие пугалки меня пугают. А в твоих интересах меня к себе расположить. Посему подобные выкрутасы, пожалуйста, прекрати. Не то останешься у разбитого корыта».
Рабочий день
День начался как обычно. Группа туристов сверлила меня оценивающим взглядом, а я стояла перед ними, словно на сцене. Они – мои зрители. И я, уверенная в успехе, начала свой «спектакль одного актёра». Радушная улыбка, блеск в глазах, бьющая через край энергия в каждом жесте и слове. Немного шутки, простые фразы, эмоциональная речь – вот мои инструменты. Расплачиваться за это придётся вечером, когда полностью растраченная энергия даст о себе знать. Вот тогда и начнут мерещиться тени и души усопших. Но ведь это к вечеру? А сейчас надо работать и своими рассказами влюбить туристов в Прагу.
«…В поисках хорошей земли, которая могла бы стать им домом, брели люди, уставшие и измученные. Взбирались на холмы, продирались сквозь густые заросли лесов, преодолевали реки, которые так и норовили утянуть в страшную глубину кого-нибудь из них. Первым шёл предводитель – статный мужчина, умудрённый возрастом и опытом. Он шёл вперёд, не сгибаясь, словно ему была ведома цель. Он уводил свой народ оттуда, где раньше был дом. Уводил от беды. Не было больше прежнего дома. Был только путь вперёд. Где-то там, за горизонтом, за жадными до смерти реками и лесами, их ждал новый дом, новая жизнь, без страха и в изобилии. Женщины на спинах несли своих детей, мужчины – скарб. Было тяжело. Очень тяжело. Но не роптали, упрямо шли за своим вождём, веря ему. И вот, преодолев последний холм, измождённый старец остановился. Глянул с высоты на вольготные просторы и в грёзах узрел богатство люда своего: достаток рыбы и дичи, щедрость полей и благосклонность Перуна-громовержца.