На первый взгляд, все было ясно – убийство немецкого посла было организовано и осуществлено левыми эсерами, которые таким образом пытались настроить Германию против советской России и добиться разрыва Брестского мира. Однако не все так просто. В этом деле было немало подводных камней, немало моментов, затрагивающих высших руководителей советского государства.
Начать хотя бы с того, что Блюмкин и Андреев были вполне реальными сотрудниками ВЧК. В этом не было ничего удивительного, однако Блюмкин, несмотря на свой юный возраст (на момент убийства ему было всего 19 лет), был руководителем одного из подразделений, созданных при важнейшем в ВЧК отделе по борьбе с контрреволюцией. И не какого-нибудь, а… отделения, нацеленного на работу против «шпионской деятельности германского диппредставительства» (Андреев официально числился фотографом этого отделения). Более того, Блюмкин и Андреев предъявляли документы (некоторые из них они оставили в посольстве – в ходе следствия эти документы были одной из важнейших улик), подписанные самим председателем ВЧК Феликсом Дзержинским. Который, в свою очередь, также был противником Брестского мира.
Реальной персоной, кстати, был и Роберт Мирбах, правда, «немного» не в той ипостаси, в какой представили его немецкому послу Блюмкин и Андреев. На самом деле он был русским подданным, до революции служил в хозяйственной части Смольного института. Но кто мог помешать ЧК сделать из Роберта Мирбаха австро-венгерского офицера, якобы служившего в 37-м пехотном полку, попавшего в русский плен и освобожденного из него после ратификации Брестского мира? Никто, тем более что в реализации этого плана принимал участие сам Феликс Дзержинский. Знал ли председатель ВЧК, каковы истинные планы Блюмкина и Андреева, или же считал, что «дело Мирбаха» будет использовано для давления на посла? На этот вопрос однозначного, стопроцентно верного ответа нет. Но так или иначе, на руках у Блюмкина оказались два документа.
Первый ВЧК получила от датского консульства, в то время представлявшего в советской России интересы австро-венгерских подданных. Чекистам удалось убедить сотрудников консульства, что Роберт Мирбах является австрийским офицером и родственником немецкого посла, и те выдали справку следующего содержания: «Настоящим Королевское Датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской чрезвычайной комиссии, что арестованный офицер австро-венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению Германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя Датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии».
После этого у Блюмкина появился второй документ: «Всероссийская чрезвычайная комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином Германским послом в Российской Республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу. Председатель
Всероссийской чрезвычайной комиссии: Ф. Дзержинский. Секретарь: Ксенофонтов».
Дзержинский, отвечая на вопросы специальной следственной комиссии ВЦИК, утверждал, что его подпись на последнем документе подделана. Но в целом его показания были весьма запутанны и противоречивы. Он, к примеру, говорил, что «Блюмкина я близко не знал и редко с ним виделся». Что, исходя из логики и принципов работы ВЧК, неправда – не мог председатель Чрезвычайной Комиссии «не близко» не знать начальника одного из важнейших направлений руководимой им организации и редко общаться с ним. Это позднее говорил и сам Блюмкин: «…вся моя работа в ВЧК по борьбе с немецким шпионажем, очевидно, в силу своего значения, проходила под непрерывным наблюдением председателя Комиссии т. Дзержинского и т. Лациса».