– Рассказать кому, никто не поверит, а фото – доказательство. Ты видел, Герман, как он прямо сырую рыбу ел, как настоящий волк?

Герман в ответ молчал и просто любовался по-сумасшедшему красивой картиной Любви Человека и Волка. Неосторожное падение зацепившегося за ветку фотографа мгновенно нарушило эту идиллию. Раздавшийся при этом мат и хруст веток заставил стаю пуститься в бег вверх по распадку, и через минуту они скрылись из виду. Сидя к моим товарищам спиной, я улыбался и был счастлив от посетившей меня догадки. Будущая ночь должна была стать подтверждением. И мне ничего не оставалось, как только ждать ее прихода. Никогда я не хотел отдать несколько часов из своей жизни, как сейчас, лишь бы приблизить желанное мгновение. Живя в Москве, где работа руководителя Московского отделения Союза писателей заставляла меня мотаться по всей стране и за рубеж;, при этом катастрофическая нехватка времени просто не давала расслабиться ни на минуту – а тут на другом конце нашей родины, приехав по приглашению своего товарища и писателя Германа, просто обо всем забыл. И с каждой проведенной здесь минутой мне все меньше хотелось возвращаться в тот суетливый, созданный людьми мир. Остаться здесь навсегда в лоне матери природы, не испохабленной цивилизацией, и наслаждаться окружающей дикой необузданной красотой – вот чего мне сейчас хотелось больше всего на свете. Видимо, почувствовав мои мысли, Герман предложил мне пообщаться по спутниковому телефону с домом. До этого минут пять болтал по телефону Никита. Он было хотел отойти в сторону и рассказать редактору о таинственных историях, приключившихся с нами, но вовремя передумал, представив хорошенько про себя, как бы он поступил, услышав в Москве такое от других. Редактор стопроцентно подумает, что мы здесь допились до белой горячки, лучше приеду и все покажу. Неохотно взяв из его рук тяжелую трубу, набрал номер единственного дорогого для меня человека – Ольги. Услышал ее взволнованный голос, и во мне шевельнулось чувство нежности. Поняв то, что я по ней соскучился, просто слушал дорогой мне голос и молчал.

– Ты почему молчишь, мне надо тебе что-то важное сказать? – обиженно на другом конце спросила Ольга.

– Оленька, родная, скоро приеду, – сказал я, испуганно нажав на сброс, так и не поняв до конца, зачем это сделал. Солнце огромным красным диском закатывалось за сопку, приближался вечер, лежа в чуме, я смотрел сквозь неплотно прикрытую занавеску на это чудо природы и незаметно засыпал.

– Спит уже, привязывать веревкой будем? – спросил Никита Германа.

– Наверное, спит, ни фига эта веревка не поможет, природу не обманешь, – ответил он. – Шаман завтра приедет, пускай он решает, что с ним делать, – махнул рукой Герман и, повернувшись, лег спать. Во сне опять я встретился с моей волчицей. Купаясь с ней в реке и гоняясь друг за другом, неожиданно опять услышал ее мысли, она была благодарна мне за то, что у нас появятся волчата, и они должны вырасти такими же смелыми и сильными, как их отец. Обрадовавшись этой новости, я бросился бежать наперегонки с ней, как бешеный. Очнувшись от тряски меня Никитой, понял, что уже утро…

Очнувшись от тряски меня за плечо Никитой, понял, что уже утро.

– Вставай, засоня, умывайся, завтракать будем.

По выходе из чума моим глазам предстала картина раннего восхода солнца. Яркий свет бил над верхушками сосен. Казалось, волшебная корона из света и седых облаков, как голову, окружала огромную сопку, под которой находилось наше стойбище. «Какое красивое зрелище», – подумал я и тут же услышал лай собак, и из тайги неведомо откуда выскочила на поляну оленья упряжка.