Любовь Сушко Тайны сетевой литературы. Записки кота Тимофея читать онлайн страница 17
То с насмешкой немой, то вдруг с нежностью, выше и выше
Поднимаясь над миром, паря над поникшей листвой,
Он не хочет, чтоб гасли костры на незримой поляне,
Потому и в лесу заповедном он снова со мной.
Молчалив и задумчив, он больше меня не обманет.
В этом мире немых все иначе, я знаю давно,
Тот, кто будет грубить и хвалить, он в тиши отступает,
Только белая птица в контакте со мной все равно.
Он читает порой или вовсе уже не читает.
Но отметка его не откроет во мраке лица.
Я не буду грустить и грубить ему тоже не стану,
Мой неведомый друг или враг, лишь в преддверье конца
Он откроет лицо, и прильну ли к нему иль отпряну?
Это будет потом, а пока ну о чем  мне гадать.
Пусть останется он неизвестным героем до срока,
То, что живы еще, то, что могут они открывать
В полумраке страницы, как это светло и высоко.
Пусть огрехи найдут, опечатки и просто штрихи,
Где звучат и для них откровеньем какие-то строки.
Мир жесток и уныл, если вдруг прорываясь в стихи.
Неизвестный читатель со мною, мой красивый высокий
Может другом забытым и мужем ушедшим предстать,
Или только знакомству я буду отчаянно рада.
И в пылу листопада, я сяду во мраке писать,
Чтобы он не покинул – надежда моя и награда.

Я историк, я люблю рассказывать истории

В нашей стране десятки миллионов исторически безграмотных людей и нет ничего удивительного, что можно набрать «в поддержку Колчака миллионы голосов»…

Михаил, Вы говорите «бездоказательно»… Я в качестве доказательств привожу свидетельства Алексея Павловича Будберга и ГеоргияКонстантиновича Гинса. Они для Вас не «свидетели»?

(Беседы с историком)


Пожалуй, только оказавшись в сети, на нашем сайте начала понимать, почему я не люблю историков.

Нет, я не любила их и раньше, со студенческих лет, когда у историков творилось такое, что черт ногу сломит и в реальности, и в трудах, которые они публиковали и просто народовали, являя миру.

Пожалуй, главную роль в этом сыграл знаменитый роман В. Чивилихина «Память», где уникальный сибирский писатель пытался показать нам, что такое история, и что такое истории, о которых он сам рассказывал. И среди нескольких сюжетов, там была и версия истории князя Игоря, которая в литературном (а не историческом) контексте показалась очень убедительной. По крайней мере, я узнала обо всех князьях из «Слова о полку Игореве», ни один историк не смог так ясно и доходчиво об этом рассказать, как замечательный писатель. Я запомнила историю жизни Ярослава Галицкого, Всеволода Большое Гнездо, Романа Волынского, Рюрика – этого великого князя без княжества, но он был так необходим хитрому Всеволоду, который, по сути, великим князем был, а не считался, и наконец Святослава Старого, сидевшего в Киеве, который уже тогда для Руси не играл никакой роли.

Подчёркиваю, не историки, а именно писатель смог мне все это так рассказать и показать, что ожила та самая история, осталась в памяти, захотелось узнать больше. А не было бы романа, вряд ли и разобралась бы в этих хитросплетениях судеб.

И там же В. Чивилихин рассказал о том, сколько раз и как были переписаны летописи в угоду каждого из удельных князей, так, чтобы сам он оказался в выигрышном свете, а остальные, наоборот, особенно яростные противники.

Не случайно так вышло, что во Владимирской летописи того времени нет даже упоминания о смерти князя Игоря, и не указано место, где он был похоронен, мы до сих пор должны о том гадать. Младенец-князь, тут же умерший – записан и все указанно в летописи, а один из самых ярких и неоднозначных князей тут же забыт, словно его и не было вовсе.

И терзает меня смутное сомнение, что историки наши на подобные исторические факты часто и опираются, а потом возникают сенсации о том, сколько было у нас Иванов Грозных, была ли Куликовская битва, а если она была, то где именно. И споры ведутся, академики сходятся на поле этой битвы.