Столовались частенько у него, хотя солдатам и выделялся для этого сухой паёк, – у капитана в Александровке была своя дача, – да и металлоискатель с аккумулятором оставляли у него же… Солдатам жилось вольготно: чистый воздух, вдали от начальства… – благодать! И они старательно выполняли всё, о чём просил их капитан.

Вокруг сапёров частенько вертелась ребятня, и солдатам иной раз приходилось делать весьма серьёзный вид, отгоняя назойливых пацанов; встречались, правда, и такие… ну как те двое, что целыми днями с брёвнами возились, – что ноль внимания!

Работы в поле велись уже второй месяц. Оно обследовалось планомерно, квадрат за квадратом: во многих местах его, особенно вблизи траншей и капониров, густо заросших травой, можно было увидеть результаты этих работ – аккуратно сложенные горки всякого металлического хлама. Здесь были и обрывки траков от гусениц каких-то сельхозмашин, зубья бóрон, детали сенокосилок, и куски ржавой колючей проволоки, и обломки труб…

Но дотошный капитан был чем-то всё же недоволен. И частенько, по вечерам, его одинокая фигура с металлоискателем маячила в косых закатных лучах на каком-нибудь из холмов…

…Через неделю, после столь благополучного завершения работ по строительству плота, – началась уже вторая половина июля, но по-прежнему стояла жара, и все дни ребята пропадали то на заливе, то на озере, – собрались как-то Боря с Веней вечерком, по холодку, обсудить свои дела. А надо сказать, что эта неделя не пропала даром, – в каникулы, да ещё и летом, ни одного дня даром не пропадает (в этом главное отличие каникул от монотонных будней учёбы), – неделя эта способствовала воцарению в душах мальчишек ощущения некоего покоя и примирения с действительностью.

Уселись они под окнами Венькиного дома на лавочке и, наслаждаясь ароматом жасмина, громадный куст которого рос у самого крыльца, повели неторопливую беседу.

– Крепкий домик у вас, ничего не скажешь! – Боря похлопал ладонью по ещё не остывшим камням высокого фундамента и глянул на друга, хитровато прищурившись, – ему наверняка уже лет сто будет.

– Моя бабушка говорит, что и поболе, вроде… – ответил Веня, любуясь вечерним пейзажем. А дело в том, что их домик стоял на живописном холме, склоны которого были густо заставлены утопавшими в зелени деревянными домами уже послевоенной постройки; и с высоты этого холма открывался удивительный вид на поле, на лес, чернеющий вдали узкой полоской, на пригорки, над которыми носились писклявые чибисы…

Дом был сделан добротно и, хотя и перестраивался, – кое-где вкрапления современной неряшливой кирпичной кладки выдавали себя среди более строгой работы прошлых лет, – но на старом фундаменте. Фундамент этот, почти с метр высотой, был сложен из больших обтёсанных камней, сцементированных так прочно, что даже и сейчас в нём не заметишь ни единой трещинки.

В доме было две комнаты и кухня, являвшаяся также и прихожей. В одной из комнат стоял камин: от его тепла могли обогреваться обе комнатёнки; на кухне – каменная плита, уставленная керосинками, на которых бабушка и готовила (газ они не использовали). Из кухни узенькая лестница с перильцами вела на чердак, сплошь заваленный всяким хламом. Был лаз и в подполье, где хранились заготовки на зиму в виде банок с соленьями и картошка, за которыми дедушка ездил зимой время от времени и брал с собой Веню. Ах, как Венька любил эти зимние поездки за город!

Боря ещё разок провёл ладонью по тёплым камням фундамента, по выбитому на одном из них орнаменту в виде какого-то трезубца и, снова повернувшись к другу, спросил, как бы между прочим: