Бесси и Моклер подходят ко мне:
– У вас преимущество, вы умеете ходить, поэтому надо все предусмотреть. Лучше бы вы не выиграли, мы уже говорили почему. Но если выиграете, освободитесь ли вы для поездки в Америку?
– Безусловно.
– А ваш муж?
– Пока в конкурсе участвую я! Надо избежать сглаза:
– Но я не выиграю, а потому спокойна.
– Кто знает! Вы упрямица.
Один из показов будет в купальнике. Упрекаю себя, что не подумала об этом заранее. Несусь к Реару[90]:
– Ничего не осталось, дорогая Пралин. Конкурсантки забрали все.
Я убита горем. Директор:
– Если только!.. Есть один, заказанный Эстер Уильямс[91]… (Пловчихой! Считается «женщиной с лучшей фигурой в мире».)
– Покажите, умоляю. Хотя… Уверена, он мне не подойдет! Это цельный купальник (он окажется единственным), хотя я предпочитаю бикини, но он чудесно меня облегает!
Вечер. Театр блистает. Папа, мама, брат Бернар покидают меня, чтобы занять свои «далекие места». Мишель также прячется на галерке. У него отвратительное настроение: «Что я тут только делаю? И ты?!»
Жан-Лу следует за мной за кулисы. У меня совместная уборная с конкурсанткой из Лимузена, очень любезной девушкой, пораженной обстановкой.
Мы спешим, поскольку столкнулись с красующимися в задней части сцены соперницами. Все они в раздельных купальниках и плащах, у всех одинаковые прически, безупречный макияж от Max Factor[92].
Занавес взмывает, открывая гирлянду девушек, стоящих полукругом. Зал переполнен. Важные персоны в ложах. Мне сказали, что это жюри. Назову несколько имен: Эдвиж Фейер[93], Симона Синьоре[94], Ив Монтан[95], Жан Маре[96]… Моя летящая светлая грива, хитро собранная, лежит на плечах, прикрытых плащом от Реара, и я выгляжу американской женщиной-вамп и чувствую уверенность в своих силах.
Разыгрываются номера. Когда я вытягиваю 23 (мое число! Как и в конкурсе «Мадлон-37»), я практически уверена: «Дело сделано!»
Но нет, как я глупа! Что за неосторожность, эти слова! Во время первой части представления, когда Прежан[97] представляет актеров (Жан Вебер[98] и др.), я ловлю на себе яростные взгляды. Я же… Пралин! У меня блат! Никакой интриги!
Наконец вызывают номер 1. Мы все стоим у выхода на сцену, заставляя себя смотреть на подиум. Прежан неутомим:
«Как вас зовут? Снимите, пожалуйста, плащ. Ваша любимая актриса? Писатель?» Одни скованы волнением. Другие дают кое-какие ответы, у некоторых ответы откровенно гротескные (но аплодируют всем).
Один и тот же вопрос: «Вас выбрали Мисс Синемонд. По приезде в Америку какую первую покупку вы сделаете?»
– Куплю нейлоновые чулки.
Легкая сутолока. Мой номер выскальзывает у меня из руки. Я наклоняюсь… и вижу, как он исчезает в щели пола! Невезение! Предупреждение небес? Соседки зло усмехаются. Что делать? Надо обратиться к электрику в спецовке. Меня трясет, ведь уже проходит номер 16. Тот качает головой:
«Где вы были? Там внизу такой бардак!»
Я готовлюсь уйти. На сцене номер 18, 19… Я ругаюсь вслух.
Остальные требуют, чтобы я замолчала. Вдруг парень в спецовке:
– Вот он!
Спасена! Силы вернулись! Пожарный шепчет мне:
– Вы самая-самая!
Угощает меня сигаретой, я закуриваю, чтобы собраться, хотя наверняка это запрещено (снова осуждающие взгляды).
– 23.
Мой выход! Я уже привыкла к залам! Иду словно на дефиле, запахнувшись в плащ (многие оставляли его распахнутым).
– Ваше имя?
– Пралин Марсэ.
(Легкое перешептывание среди публики, кое-кто узнает меня.)
– Вы довольны своим пребыванием здесь?
– Да… То есть… У меня мандраж!
– Не сказал бы.
– Поверьте, это так.
– Сколько вам лет?
Я колеблюсь, знаю, что считаюсь одной из «старух»: двадцать четыре.