Сам хозяин, как и полагается, в последний час (таков обычай!) решает проблему «свадебного платья»:

– Также возьмем малышку.

Простенькое платье из белого сатина, застегивающееся на пуговицы сверху донизу. Шедевр вкуса!


Великий день! В четыре салона набилось две тысячи человек: три ряда стульев, а сколько стоячих мест!

Какой страх… и какие надежды! Я во всеоружии вот уже час в перегретой кабине, где звезды в руках швей, перчаточниц. Слышны слова:

– Я видела Пиге![47]

– Похоже, здесь Жак Фат!

Рисовальщики, художники, фотографы, первые портнихи, вооруженные булавками, вторые портнихи, шляпницы у зеркал. Напряжение растет, все в лихорадке. Я жду, ноги подкашиваются. «Первая» прошла, «вторая»… Меня оставили, чтобы заполнить первую паузу.

Я иду восьмой в платье Бальмена, его мягкое облегание придает мне силы. Советы господина Ренвилля: мелкие шажки без покачиваний; голову держать высоко, но без зажатости; улыбка, но не цепляющая. Спонтанные аплодисменты, одобрительные кивки.

Быстрее надеть платье «Сильвия»! Так быстро! Слишком быстро! Мне уже кричат:

– Пауза! Быстрее, малышка!

На этот раз аплодисменты кажутся более бурными. Слышу шепотки:

– Мила!

– Восхитительна!

– Хорошо сложена!

Возвращаюсь, задыхаясь от счастья. Господин Лелонг на ходу подмигивает мне.

Полчаса спустя, когда я надела «свадебное платье», происходит нечто странное! Ощущение мира и спокойствия. В кабине все столпились вокруг меня! Подружки невесты – им не надо завидовать мне, ведь на них платья из синего пике[48] с отворотами ярко-голубого цвета, а в волосах гнездо голубки – складывают руки на груди:

– Посмотрите! Как она очаровательна! Бальмен и Диор чуть ли не рвут на себе волосы:

– Почему мы не сшили для нее больше платьев!

Когда объявляют: «Невеста», я, возглавляя небольшой кортеж, вновь и вновь повторяю про себя советы Ренвилля, переступаю порог салона и перестаю видеть окружающее. У меня кружится голова.

В первом салоне стоячих мест бурные аплодисменты… Медленно шествую вперед… вскоре второй салон… Потом третий… Я в слезах. Как завершить это шествие? И вернуться? Я словно раздвоилась. Слышу только «браво», целый хор «браво». Тушь течет, слипаются веки. Наверное, я выгляжу уродиной! Никто ничего не замечает. Буря. Я замедляю шаг, забыла о величественной поступи, боюсь упасть, запутаться ногами в шлейфе. Думаю о маме, сидящей в зале: «Мама, расскажешь папе, все нормально, я добилась успеха…» Потом мой мозг пустеет. Я на Небесах. И уже никаких мыслей!

На выходе попадаю в объятия господина Лелонга, он целует меня:

– Вы были превосходны! У вас будет своя коллекция!

Я убегаю в кабину, чтобы выплакаться, пока… пока целый час с четвертью мою дверь осаждают репортеры, рисовальщики Тушаг и Мург, директора журналов L’Officiel de la Couture, L’Art et la Mode, туча фотографов.

Приятельница доносит слова Пиге, только что сказанные Лелонгу:

– Ничего особого вы не сделали… Отдадите мне эту малышку? Те же слова произносит Жак Фат.

Лелонг непреклонен:

– Я держал ее в резерве. Она станет моей звездой.

VIII. Ошибка

Когда я утром явилась на работу, меня тут же вызвал к себе господин Лелонг:

– Мы ошибались, не дав больше платьев для показа. Ошибка Кристины. А Нина Ричи действительно предлагала вам тысячу семьсот? Вы их получите и здесь.

Когда я вышла, меня окружили подруги:

– Тебя уволили?

(Когда вызывает хозяин!..)

Я принимаю таинственный вид:

– Напротив! Костюмерша:

– Теперь Жаннин получит право носить все модели.

Вот оно, везение! Фотографы (некоторые уже влюбились в меня) не дают прохода. Они создают мне такую рекламу в прессе!