Миловский сосредоточенно посмотрел на земляка. Точнее, попытался это сделать, но брови его расползлись, и лицо приняло идиотское выражение.

– Знаешь, кто я? – он перешел на шепот, правда, шепот этот без труда можно было услыхать и с соседних столиков.

– Я – доверенное лицо атамана Дутова! Да-с!.. А, может, – Ми-ловский изобразил работу мысли, – может, познакомить тебя с атаманом? Надежные люди ему во как нужны!

Чанышев почувствовал, как застучало в висках. Хмель разом выветрился из головы, и весь он превратился в единую натянутую тетиву. Задергалось, застучало от предстоящей удачи сердце.

– Я готов, – он сказал это как можно спокойнее, а в голове вертелось: «Неужели удача? Неужели…»

Поп Иона («доверенный человек атамана» – отрекомендовал его уже протрезвевший Миловский) говорил, будто читал проповедь.

– Я человека узнаю по глазам. Вы… – он сделал театральную паузу, – вы наш человек. Если будете работать на Дутова, он вас никогда не забудет.

Иона протяжно растягивал гласные, и оттого, а может по какой-то другой причине Чанышев чувствовал себя чрезвычайно неуютно. Ему казалось, что Иона обязательно должен его расколоть. Что сейчас, в эту минуту, тот поймет, что перед ним – никакой не союзник, а вражеский красный лазутчик.

Но пронесло. Не расколол. Напротив, пообещал свести его с атаманом. На другой вечер Чанышеву надлежало выехать в крепость Суйдун и разыскать Иону в солдатских казармах.

Дорогу от Кульджи до Суйдуна Касымхан даже не почувствовал. Он настолько был напряжен, что не замечал вообще ничего вокруг.

Он представлял, как вернется в Джаркент. Как вытянется от удивления лицо начальника Регистротдела, когда тот узнает, что всего за каких-то пару дней Чанышев сумел сделать то, чего не удавалось до сих пор никому. Правда, к радости этой примешивалось и какое-то иное – гадливое, что ли, чувство…

– Касымхан! – резкий оклик заставил Чанышева вздрогнуть. Он обернулся – навстречу широкой размашистой походкой шел – даже не шел, почти бежал – друг его отца, полковник Аблайха-нов, которого Чанышев знал еще с детства.

Уткнувшись в прокуренные усы Аблайханова, он вновь ощутил себя ребенком. Почему-то вспомнилась разом полковничья фуражка Аблайханова, которую он любил надевать ребенком, чтобы потом, полюбовавшись на себя в зеркале, вытянуться перед Аблайхановым в струнку и щегольски отдать честь.

И вот теперь – через много лет – они снова вместе. Сидят в харчевне на базаре, как когда-то его отец сидел с Аблайхановым у них дома, и точно так же пьют водку. Правда, на этот раз – китайскую, чуть желтоватую, противную.

Все решилось за час. Оказалось, что Аблайханов состоит при Дутове переводчиком. Узнав, что Чанышев хочет помогать атаману, он сразу же согласился их свести. Тут же сбегал в крепость и вернулся, не скрывая своей радости:

– Пойдем скорее. Атаман тебя ждет.

…«Князь» исподволь, но внимательно разглядывал Дутова. Круглое, чуть скуластое лицо. Блестящая лысина. Пышные казачьи усы. Так вот какой он – злейший враг Советской власти, которого ему, Чанышеву, приказано убить. Эх, знал бы атаман, зачем пожаловал к нему далекий гость – вряд ли разливался бы так соловьем.

А интересно, что бы он сделал? Сразу же застрелил? Или не стал бы мараться сам – вызвал охрану?

Дутов сидел за широким столом. Огромные кулаки лежали на зеленом сукне неподвижно, так, что казалось, будто их обладатель не испытывает ровным счетом никаких эмоций. Но нет, впечатление это было обманчиво.

Атаман волновался. 200 штыков, предложенных джаркентским милиционером, были нужны ему сегодня как никогда. Дутов замышлял новые восстания. Здесь каждый человек на счету. А уж о том, чтобы захватить власть в целом уезде, можно было только мечтать. Это сразу же подымет остальных на борьбу. Главное ведь – подать пример, разбудить людей, вывести их из спячки.