– Бывший кабинет Григория Семеновича. Мы поставили сюда кровать, надеюсь, Григорию понравится здесь. – Борис Андреевич повернулся к родителям: – А для вас соседняя комната.

Пока родители разглядывали место их будущего проживания, Гришка подобрался поближе к Херсонскому, который остановился в коридоре.

– Дядя Боря, а где бумаги деда? – Херсонский приподнял брови, то ли его удивило обращение «дядя Боря», то ли вопрос.

– Здесь, в его кабинете, и часть на чердаке.

– А дневник?

– Какой дневник?

– Ну такой, в коричневой кожаной обложке, с вензелем.

– Который ты однажды стащил? – Херсонский иронично усмехнулся.

– Ну…да…

– Об этой книге тебя Кира спрашивала?

– Нет, мне самому интересно, – соврал Гришка, и тут же покраснел. Что поделать, умение ловко и красиво выходить из положения никогда не было его сильной чертой. Врать он попросту не умел.

– Давай, Григорий, договоримся. Я много лет был адвокатом Григория Семеновича. Адвокат – это как доктор, с нами можно только откровенно. Для всех будет проще и лучше. Так вот, я могу тебе кое-что пояснить, но с условием – ты не будешь предпринимать никаких самостоятельных действий. Ты не роешься в бумагах деда, не лезешь на чердак без взрослых, не врешь мне, и главное – не веришь дурацким слухам, сколько бы столетий им не было. Договорились?

Гришке оставалось только кивнуть.

– Отлично, тогда на днях мы с тобой обсудим все, что касается дневника твоего дедушки.

Потом Херсонский увел родителей показывать их комнату. Гришка остался в одиночестве.

К своему огромному удовольствию он обнаружил, что в комнате была отдельная ванная и полупустая кладовка, со множеством полок, на некоторых стояли покосившиеся коробки, и лежали стопки старых газет и журналов. Надо бы здесь поискать следы семейного архива!

В простенке между окнами висел потемневший портрет какого-то сурового бородатого человека.

Вернувшиеся родители зашли к нему пожелать спокойной ночи. Гришка заверил, что сразу ляжет отдыхать.

После душа, нырнув под одеяло, он сонно разглядывал стеллажи с книгами. Что-то на полках притягивало взгляд, цепляло, как заноза. Он встал, подошел к полкам, провел рукой – ничего необычного. Снова лег, и уже пристально стал вглядываться в ряды книг. Ага, вот оно. Одна книга чуть выступала из общего ряда, как будто что-то мешало ей встать на место. Григорий приметил нужную полку и снова подошел к стеллажу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он не только обращен вершиной к полу, но верхние отделения были шире, чем нижние. Поэтому с высоты человеческого роста не было заметно ничего необычного. Выдвинутую книгу можно было обнаружить только при взгляде под определенным углом, например, с кровати.

Гришка с минуту глядел на полки, чувствуя себя героем какого-то квеста, потом вынул книгу и сунул руку в образовавшийся проем. Проем оказался глубоким, как будто прорезанным в стене. Гришка тянулся изо всей силы, пытаясь достать до задней стенки ниши.

Вдруг пальцы наткнулись на небольшой предмет, и Гришка чуть не закричал от неожиданности. Но пальцы среагировали быстрее, чем включился разум – аккуратно потянули предмет на себя и Гришка увидел небольшой сверток. Он был завернут в старую плотную и гладкую бумагу. Сердце его даже не билось, а летело галопом. Он снова исследовал выемку, но она была пуста. Он замер, боясь дышать, боясь развернуть сверток.

В дверь постучали.

– Григорий, ложись и свет гаси. Завтра вставать рано.

– Хорошо, мама! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, сынок.