– Из-за нашей шутки он разгонит всех других своих жильцов, – сказал, развеселившись, Пьер.

Но Ивон скоро опять стал серьезным.

– А ну, Пьер, – воскликнул он, – ты с ума сошел, что ли?

– Отчего?

– Я тебе говорил, что может возникнуть неприятность, если этот безмозглый узнает мое имя, а ты тотчас же не только поспешил выдать его, но еще и присвоил себе, чем навлек на себя опасности, которые могут возникнуть в будущем.

– Э-э, мой милый! Маленькая неприятность не наскучит мне; она займет мое праздное время в Париже: ведь здесь страшно скучно, когда никого не знаешь.

В эту минуту послышался скромный удар в дверь и покорный голос произнес:

– Это я, ваш Страус, господин кавалер. Я принес вам маленький пакетик, который поручено вручить вам.

– Хорошо, войдите, Страус.

Жаваль почтительно подал Пьеру посылку аббата Монтескью и удалился, все пятясь задом.

– Заботьтесь же обо мне хорошенько, одно говорю вам, – строго повторил ему Пьер.

– Не пожалею себя для вас, господин кавалер, услужу за четверых.

– Четыре – ничтожное число!!!

– Тогда за восьмерых, – поспешил сказать трактирщик, у которого вид нахмуренных бровей Пьера вызвал опять крупные капли пота на лбу.

Только что вышел он за двери, как эхо коридоров громко начало повторять его возбужденный рев:

– Да здравствует Директория!

Пакет аббата содержал, как и предполагал Ивон, кроме двухсот луидоров еще и приглашение на бал.

– Теперь надо постараться преобразиться в Щеголя, так как в этом костюме я отправлюсь к гражданину Баррасу, – сказал кавалер.

Пока он одевается, а Пьер помогает ему, набросаем портрет верного товарища Ивона.

Тот, кого Бералек по-дружески называл Пьером, был граф Кожоль. Оба молодых человека были вскормлены одной кормилицей, отчего часто называли друг друга братьями. Граф Кожоль, будучи одних лет с кавалером, не имел его красоты и геркулесовской силы, но тем не менее был столь же неустрашим и так же сильно жаждал опасностей и приключений. Пьер Кожоль обладал перед своим другом, на которого несчастье первой любви часто наводило грусть, тем преимуществом, что имел в себе неиссякаемый источник веселости, которую не могло заглушить в нем присутствие самой серьезной опасности.

Во время шуанства, когда он командовал толпой своих собственных крестьян, Кожоль сумел воздержаться от тех ужасных жестокостей, которые как у белых, так и у синих, были известны под именем возмездия и навсегда запятнали эту беспощадную войну. Жажда битв заставляла Пьера убивать, чтоб защищаться и побеждать, но как скоро кончалась борьба, его веселость брала верх, и в то время когда другие убивали своих пленников, он довольствовался тем, что заставлял отрезать им длинные волосы, которыми так гордились республиканские солдаты, а потом отсылал их совершенно голыми, оставляя им по платку в руках – закрывать себе лицо, когда им встретятся дамы, говорил он.

За этот способ… одевать враги окрестили его «капитан-портной».

У шуанов, которые любили давать различные прозвища, благодаря наблюдательности и осторожному уму, но особенно исключительному дара идти по следу друга и недруга, – он стал известен под именем Собачьего Носа.

Из того, что Кожоль, как мы сказали, не обладал замечательной красотой Ивона, не следует еще, что он был дурен. Пьер был красивым, хорошо сложенным и весьма добродушным юношей, являвшим всегда женскому взгляду смеющееся и в то же время честное и открытое лицо, на котором глаза в свое время загорались огнем неукротимого мужества и сильной воли.

Пьер имел множество любовниц, и очень хорошеньких, но все они прошли, не оставив и следа в его сердце, полном братской преданной дружбы к товарищу по оружию и другу молодости Ивону Бералеку.