У Каролины была короткая шея и немного большеватая голова, но краски – бело-розовая кожа, большие голубые глаза – несомненно, были ее достоинством и делали ее образ очаровательным. И еще она как никто другой умела заполучить мужчину, который пришелся ей по нраву. У Лауры уже не было никаких сомнений, что ее императорское высочество с недавних пор одаривает своей благосклонностью ее мужа. Предстояло дейстововать с крайней осмотрительностью – если Каролина чего-то хотела, ничто не могло ее остановить. Даже ее супруг Мюрат, честолюбивый не меньше жены и мечтающий о настоящей королевской короне, потому что герцогская для человека его стати казалась ему несерьезной.

Жюно тоже был честолюбив, но до сих пор его все устраивало. Однако жена, которая хорошо его знала, видела, что сейчас в нем шевелится червячок недовольства. Шевелился он по одной-единственной причине: губернатор Парижа не сражался рядом с императором во время последней кампании, проходившей в Германии, он не принимал участия в последних битвах.

– Доверяя тебе Париж, я доверяю тебе сердце своей империи, – сказал Жюно Наполеон. – Позаботься, чтобы здесь не было никаких неприятностей, пока я отсутствую.

– Я все понимаю, сир, но вы прекрасно знаете, что для меня нет ничего лучше, как сражаться бок о бок с вами. Князь Талейран вполне мог бы…

– Князь Талейран политик, и я вовсе не уверен в его верности. Парижу нужен солдат, а ты один из лучших солдат. Ты молод, значит, впереди у тебя много времени, хватит, чтобы завоевать маршальский жезл!

Этим обещанием и пришлось удовольствоваться Жюно. Когда он вернулся к себе в особняк на улице Шан-Зэлизэ (подарок Наполеона), Лауре понадобились неисчислимые запасы любви и терпения, чтобы убедить мужа в том, что император не пожелал удалить его от себя, а, напротив, проявил к нему высшее доверие и дружбу. Но так и не убедила.

– Я слишком молод, чтобы командовать консьержками, – возмущался он. – Мое место с ним рядом, в огне битвы!

Обида не прошла. И в этот вечер Лаура задала себе вопрос: а что, если, сблизившись с Каролиной, он искал возмещения. Она же сестра императора…

Как бы там ни было, но на плечи законной супруги легло нелегкое бремя. Во-первых, она опасалась Каролины, потому что любовное приключение с ней грозило ее Александру прогулкой по утренней росе вместе с Мюратом в какой-нибудь закрытый сад или другой укромный уголок, где они достанут сабли или пистолеты. Мюрат отличался безудержной храбростью – не меньшей, чем Жюно, – и роль обманутого мужа не соответствовала его статусу.


Антракт был коротким – бог знает, почему? – визиты из ложи в ложу длились недолго, и вот уже опять певцы на сцене. Только Дюгазон пропела трепетную оду природе, как Каролина откровенно зевнула.

– Напрасно я пришла сегодня в театр. Пьеса такая скучная, что я бы с удовольствием ушла…

– И я тоже, – подхватил Жюно. – У меня что-то голова побаливает, прохладный воздух Ренси уж точно пойдет мне на пользу.

– Но сначала вы отвезете меня в Елисейский дворец. Я отпустила карету и слуг, когда приехала в театр.

– Конечно, с удовольствием. Я тоже отпустил слуг и карету, но Лаура, наверное, приехала на четверке. Так, дорогая? – И Жюно обернулся к жене.

– Да, именно так. Поедемте, если хотите, и отвезем ее высочество домой.

Лаура была просто счастлива и поздравляла себя с тем, что решила приехать в театр. Она нарушила планы мадам Мюрат. Сейчас они отвезут ее домой и вернутся вдвоем в свой замок Ренси, которому многие так завидовали и который когда-то принадлежал герцогу Орлеанскому. Кое-кто даже утверждал, что Ренси гораздо красивее Во-ле-Виконта, чуда, погубившего суперинтендента Фуке и вдохновившего архитектора Ренси. И парк у них тоже был ничуть не хуже. После революции поместье Ренси приобрел финансист Уврар и прибавил ему позолоты и всяческих ухищрений, что вовсе не понравилось Наполеону, который отобрал его у Уврара и отдал Жюно, ценя солдатскую доблесть и преданность последнего. А заодно сделал подарок и Лауре, ставшей хозяйкой великолепного имения, где она могла устраивать пышные празднества и балы, которые так любила. Через несколько недель она собиралась устроить очередной прием в честь рождения долгожданного наследника, крестным отцом которого должен был стать, разумеется, император.