Словно в пропасть шагнув, я сказала:

– Смерть Давида не была естественной. Его убили. С минуты на минуту прибудет полиция. Они будут беседовать с каждым из нас. Вас.

Тишина настала одуряющая. Вдовы разом превратились в восковые изваяния. У обычно столь острых на слова женщин вдруг исчерпался весь словарный запас. В надежде на глупую шутку их взгляды были обращены ко мне. Увы, я не шутила.

– Уже интересно?

Спокойный и мирный голос Глеба прозвучал словно набат. Он поднялся с кресла отца и приблизился ко мне.

Темно-синие джинсы, рубашка в едва заметную клетку. Непослушные волосы и взгляд…Я опустила глаза в пол. А он заговорил своим чуть хриплым голосом:

– Спасибо, Лиза. Что касается вас, дамы. У вас есть еще некоторое время до приезда следователя. Соберитесь с мыслями. Потратьте время с пользой. Если нужно вызвать адвоката – сейчас самое время.

Их реакция была ему абсолютно безразлична. Мягкой походкой опасного хищника он направился в холл. Юлька не сдержалась и с клокочущей яростью спросила:

– Вы что же это, Глеб Давидович, нас в смерти покойного батюшки подозреваете?

Глеб остановился, но не обернулся. Сказал буднично:

– Не подозреваю. Уверен. Убийца среди нас.

В Эдеме было несколько беседок больше похожих на небольшие летние павильоны времен царской России. Он выбрал ту, что стояла на самом краю холма, открывая величественный вид на бурную реку, лес и бескрайнее северное небо. Ее называли Речной.

Я протянула ему чашку горячего кофе. Обняла обеими руками свою. Мне было никак не согреться.

Посмотрев на меня, Глеб спросил с незлой усмешкой:

– С мышьяком?

– Мышьяк кончился. Положила цианид. Надеюсь, ты не против?

Он вновь усмехнулся и сделал пару глотков. Но вряд ли почувствовал вкус арабики. Все мы сейчас, будто натянутые струны. И мысли у всех об одном.

– Вдовы шумят?

– Нет. Разбежались по дому словно тени от света.

Вновь молчание. Оно не тяготит. Напротив, рядом с ним не так страшно.

– Послушай, я давно хотел сказать, но рядом все время кто-то был…

– Не нужно ничего говорить, – попросила я поспешно.

– И все же…Не вини себя. Ты…

– Я сделала то, что сделала. Моя вина, мой выбор.

– Лиза…

Договорить он не успел. Ожил мой мобильный, и испуганный голос Наташи сказал:

– Полиция здесь.

Их было двое. Следователь, ведущий дело, и его помощник. Оба в штатском, оба с колючим недоверчивым взглядом.

– Владимир Иванович Игнатьев, – представился следователь.

– Сергей Михайлович Тимошин, – вторил его помощник.

Я пожелала себе не запутаться в именах и сказала:

– Все в сборе и ожидают в гостиной…

– Предпочитаю побеседовать с каждым отдельно, – сразу перебил он. Я кивнула.

– Полагаю, кабинет Давида должен подойти. Я провожу.

Из всех помещений особняка кабинет, выполняющий также роль библиотеки, выделялся некоей вычурностью, надменностью, массивностью, незавуалированной роскошью. Создавая проект, дизайнер вдохновлялся интерьерами кабинетов английской аристократии и последних Романовых. Посему, помещение было обшито массивными деревянными панелями, обставлено тяжелой мебелью ручной работы, выточенной искусным мастером из ценных пород дерева; украшено антикварными безделушками и вазами из фарфора сразу нескольких китайских династий.

По правую руку от входа имелся также небольшой оружейный шкаф с коллекцией ружей и мушкетов. Каждое из них представляло музейную ценность, каждое было готово к бою. Но ни одно не было приобретено Давидом – все сплошь подарки, от которых неприлично было избавиться и приходилось хранить на видном месте.

Давид не любил свой кабинет, предпочитая работать в студии на третьем этаже. Но обожал хранящиеся здесь книги. Стеллажи от пола до потолка были забиты редчайшими экземплярами, составляющими сокровищницу Терновцова. И не было здесь ни одного не прочтенного им тома.