– Ах, это? Любовников зову, вот они и давят. – Звонко рассмеялась. – Дурачок ты, Ванюшка. Разве тебя, агнец ты мой белый, может кто заменить – мудрого, в любви проворного?

Ступая красивыми босыми ногами по пышному ковру, она подошла к подсвечнику, горевшему возле скрыни, плюнула на пальчик и отважно прижала горящий фитиль. Свеча, пустив длинную струйку дыма, загасла. Игриво взглянула на государя:

– Лисенок мой ненаглядный! Я завсегда так делала в доме батюшки моего. Желаешь, тебя обучу?

Государь, облегченно вздохнув, буркнул:

– Я что, ума лишился? Царь станет тебе пальцами свечи тушить! И ты, Василиса, так больше не делай. Не царицыно сие дело, слуги на то есть.

Свеча (окончание)

На другой день у государя была важная встреча со шведским послом. Утром, пораньше, он навестил супругу, провел у нее почти час. Затем, помолившись, отправился в Престольную палату. Здесь его уже поджидал Иван Колычев.

– Вчера, сокольничий, ты ловко пешкой в ферзи прошел, да все едино – я обыграл тебя! – Приятные воспоминания озарили лицо государя. – Фигуры расставил? Ну, держись, сокольничий, нынче моя очередь белыми играть.

Они уселись в уголке громадного, со многими сводами зала, со стенами, расписанными картинами из Святого Писания. Слуга зажег в литом серебряном подсвечнике шесть сальных свечей.

Играли почти час. Государь одну партию выиграл, другую свел вничью. Он молвил:

– Посол прибыл, сегодня дело серьезное. Эта треклятая Ливонская война заставляет уступки шведам делать, отдать побережье Балтийского моря. Иначе мира нам не видать. Божьим попущением Эстляндия предалась Швеции и Дании, Ливония – Польше. Шутка ли, поболее трех десятков лет ратоборствуем, сколько голов положи ли, пора замиряться.

Иоанн Васильевич поднялся из кресла. И вдруг он увидал, как сокольничий, жирно плюнув на палец, пригасил возле шахматного столика ненужные теперь свечи.

Страшная догадка обожгла сознание государя. Когда нынче он прощался с царицей, та раза три переспросила: «Лисенок, переговоры скоро кончатся? Ты быстро ко мне придешь?» Теперь ясно, зачем сей вопрос.

Криво усмехнувшись, спросил:

– Не обожжешься, сокольничий?

– Привычный, в доме отца завсегда так тушили. Я и лучину могу, а свеча что? Ткнул – и погасла!

Бояре, терпеливо ожидавшие окончания шахматной игры, подошли к государю, мудрые бесполезные советы подавать начали. Не слушая их, Иоанн Васильевич направился к престолу, преодолел три высокие ступени, плюхнулся на трон.

Со свитой появился шведский посол – лысый, с напыщенным лошадиным лицом, в зеленом немыслимом камзоле с золотыми пуговицами.

Толмач начал что-то трещать в уши – государь его не слышал. В сознании было лишь одно: неужто сокольничий был в спальне Василисы? Очень похоже, что именно он затушил свечи в ее шандале.

Иоанн Васильевич окинул взором лавку, на которой сидели бояре. Среди них сокольничего не было.

И он вдруг решился: быстро поднялся с трона, ноги сами понесли его на половину царицы. Скуратов и несколько стражников бросились вслед.

Толмач замолк. Шведский посол возмущенно приоткрыл корытообразный рот:

– Что такое? Что за конфуз?

Государь резко распахнул дверь в спальню Василисы. Та стояла возле ложа, взбивая подушки. Увидав мужа, заволновалась, поспешила навстречу:

– Ты чего? А переговоры? – Лицо залилось мертвенной бледностью, застыла деланая улыбка.

Грозный повернулся к дверям, рыкнул:

– Терем, Малюта, обыщи!

Скуратов тут же влетел со своими подручными. Словно тараканы, они разбежались по опочивальне, повсюду заглядывая, обнюхивая каждую щель.

Василиса, закрыв лицо руками, упала на постель.