– Да, разумеется. Очень надеюсь еще увидеться с вами сегодня вечером, Белинда!

Ответная улыбка больше напоминала гримасу.

– Конечно, мы с вами увидимся, Августа. И с мисс Норгроув тоже. Всего доброго.

– Да-да, до вечера… Ах, здравствуйте, Скрагз!

Как только двери у нее за спиной захлопнулись, Августа с улыбкой посмотрела на сердитую, украшенную пышными бакенбардами физиономию дворецкого.

– Мое почтение, мисс Баллинджер. Надеюсь, леди Арбутнотт с нетерпением ждет вас?

– Разумеется!

Августа не собиралась оправдываться перед этим невыносимым старикашкой, точно цербер охранявшим двери дома леди Арбутнотт.

Скрагз был здесь единственным мужчиной среди обслуги и очень гордился тем, что он первый представитель сильного пола, которого леди Арбутнотт наняла в свой дом за последние десять лет. С прислугой, работавшей в доме нынешним летом, он общался мало, и сначала никто не понимал, почему Салли вообще взяла его в дом. Скорее всего из жалости: стареющий дворецкий вряд ли был в состоянии справляться со своими многочисленными обязанностями, поскольку мог целыми днями не появляться в прихожей, страдая то от ревматизма, то еще от какого-нибудь из многочисленных недугов, на которые вечно жаловался.

Жаловаться вообще было одним из любимых занятий Скрагза. Плохо было все вокруг: больные суставы, погода, обязанности по дому, разгильдяйство слуг, слишком низкое жалованье.

С появлением этого эксцентричного персонажа постоянные посетительницы леди Арбутнотт самым неожиданным образом пришли к выводу, что именно его здесь и не хватало, точно последнего, завершающего штриха к образу особняка. Дамы всем сердцем приняли этого забавного старика и сочли самым ценным приобретением.

– Как сегодня поживает ваш ревматизм, Скрагз? – участливо спросила Августа, развязывая ленты украшенного перьями капора.

– Что-что? – проворчал дворецкий. – Говорите, пожалуйста, громче, если хотите услышать ответ. Не понимаю, почему дамы предпочитают бубнить себе под нос! Пора бы уже научиться говорить более внятно.

– Я спросила, как ваш ревматизм! – громко, едва ли не по слогам, проговорила Августа.

– Благодарю вас, мисс Баллинджер, я ужасно страдаю. Редко бывает хуже. – Скрагз всегда говорил глубоким, каким-то скрежещущим голосом, похожим на скрип гравия под колесами кареты. – Бегать по пятнадцать раз в час к дверям и открывать, скажу вам, дело нелегкое. Эти бесконечные приходы и уходы кого угодно способны свести с ума! Совершенно не понимаю, отчего здешним дамам и пяти минут спокойно на месте не сидится!..

Августа сочувственно улыбнулась и извлекла из своего ридикюля маленькую бутылочку:

– Я принесла лекарство, которое вам, возможно, захочется испробовать. Оно приготовлено по рецепту моей матушки. Она всегда лечила таким деда, и тот говорил, что ему сразу становилось значительно лучше.

– Правда? А как сейчас поживает дедушка, мисс Баллинджер? – опасливо осматривая бутылочку, спросил дворецкий.

– Умер несколько лет назад.

Дворецкий нахмурился:

– Осмелюсь спросить, уж не от лекарства ли?

– Дедушке было восемьдесят пять, Скрагз. По слухам, он умер в постели… одной из горничных.

– Неужели правда? – Скрагз принялся рассматривать бутылочку с новым нескрываемым интересом. – В таком случае я немедленно опробую ваше лекарство, мисс Баллинджер.

– Очень вам советую. Ах как бы мне хотелось найти что-нибудь столь же действенное и для леди Арбутнотт! В каком она сегодня настроении, Скрагз?

Кустистые седые брови дворецкого взлетели на лоб, но тут же опустились, в голубых глазах затаилась печаль. Августа всегда восхищалась этими глазами цвета аквамарина, поражавшими своей удивительной остротой и молодостью на изборожденном морщинами и обрамленном седыми бакенбардами лице.