В другой части леса…

“Этого только не хватало”, – возмутился внутренний голос, когда к Тамаре пришло понимание того, что она окончательно потерялась в чаще, куда забрела, покинув территорию лагеря. – “Ты же погубишь нас!”.

– Оно, может, и к лучшему, – думала Климова, неуклюже пробираясь через валежник, чьи гниющие бороздчатые стволы, покрывшиеся кристалликами инея, были облеплены сизыми лишайниками. – Незачем откладывать дело в долгий ящик. Вообще, я только сейчас поняла, что никакая месть не уймёт моей боли. Единственное лекарство, которое действительно в силах мне помочь – это смерть. Она как зеркало. Каждый видит в ней что-то своё. Мне на ум приходит слово избавление…

“А мне дурость”, – проворчал шёпот в голове. – “Лишь ничтожные слабаки не желают находить в себе силы жить дальше и спешат поскорей удавиться, стоит их миру претерпеть определённые изменения”.

– Насчёт мести у меня точно такое же суждение, – стряхнув с головы напорошивший снежок, сказала Тамара, углубляющаяся всё дальше в мрачные сосново-еловые дебри. – Она сродни суициду, удел слабых. Только вот убивает куда медленней, разъедая изнутри подобно опухоли.

“Многие готовы отдать всё за шанс подольше погостить на этом свете, а ты собираешься так просто распрощаться с жизнью?!”, – поражался внутренний голос.

– От моего бестолкового существования нет ровным счётом никакого проку, – считала женщина. – Рано или поздно всё равно окажусь в земле. Так зачем занимать лишний клочок на Гродском кладбище, если можно умереть здесь, неподалёку от семьи?

Тем временем…

Вооружённые сапёрными лопатками Игорь с племянником, находящиеся неподалёку от “Багрового” озера, усердно копали яму в промёрзшем лесном грунте под пристальным надзором Реджинальда. Тот, облокотившись о ствол сосны, с наслаждением смолил самокрутку, выуженную откуда-то из недр своего комбинезона.

– Советую поторопиться, – изрёк Хант, перед коим лежали выросшие из накиданных комьев песка, земли и глины горки. – Вы же не хотите ковыряться тут целую ночь, верно?

– А не пошёл бы ты куда подальше? – возмутился Ткачёв, чьё потное напряжённое лицо красноречиво передавало агрессию по отношению к тому, кто заставил их рыть окаменевшую почву под угрозой смерти.

– Следи за базаром, – предостерёг Реджинальд и направил ружьё на торчащий из вырытого углубления торс Игоря.

– Не желаешь сам поучаствовать в раскопках, шакалий выродок? – предложил Матвей, утирая грязный взмокший лоб рукавом дождевика.

– Единственное, чего я желаю – это продырявить твою тупую башку, чтобы ещё больше породнить Вас с покойным дядей Альбертом, – ответил Хант.

– Тебе не сойдут с рук такие дела, – пообещал Желторотов и пригрозил пальцем, где красовалась трудовая мозоль.

– Вполне вероятно, – не отрицал Реджинальд. – Только ты об этом вряд ли узнаешь. А пока прояви толику вежливости и держи в уме тот факт, что твой родной дядя, в отличие от Альберта, до сих пор жив, и любая грубость в мой адрес может губительно отразиться на его здоровье…Считай, у тебя появился стимул работать молча, без лишних выступлений.

Матвей оскалился, отвёл глаза в сторону и, скрежетнув зубами, продолжил долбить песчано-глиняный слой почвы. Ханта, судя по всему, реакция парня удовлетворила, отчего он изрядно повеселел.

Острия лопат с великим трудом впивались в твёрдый грунт, поэтому Желторотову с дядей приходилось прилагать максимум усилий, чтобы продвинуться глубже. Их пальцы, под ногти которых плотно забилась грязь, крепко сжимали короткие деревянные черенки, устремляя инструмент в нужном направлении.

Когда широкая яма глубиной свыше двух метров была готова, Реджинальд заставил Ткачёва с племянником тщательно замаскировать её срубленными с ближайших деревьев хвойными ветками, а сам содрал со ствола сосны застывшую каплю живицы и, закинув в рот, смачно зажевал.