Для переключения между задачами носители одного языка пользуются такими отделами исполнительной системы, как передняя поясная кора и некоторые участки лобной коры. Билингвы же применяли отделы мозга, отвечающие за языковые сети, которые они используют для переключения между испанским и каталонским языком в непринужденном разговоре.

Это означает, что для переключения задач, даже если они не имеют отношения к языку (в данном случае – переключение между цветом и формой), билингвы пользуются языковыми сетями мозга. Они могут задействовать мозговые структуры, которые у монолингвов специализируются исключительно на языке, для решения задач когнитивного контроля, не имеющих отношения к языку.

Владение двумя или более языками также изменяет анатомию мозга. Передняя поясная кора билингвов обладает большей плотностью белого вещества – пучков нейронных волокон, – чем у носителей одного языка. Этот эффект наблюдается не только у тех, кто выучил больше одного языка в детском возрасте. Он возникает и у тех, кто овладел вторым языком позже, и может быть особенно полезен для пожилых людей, так как целостность нейронных связей – главный элемент когнитивного резерва прочности. Билингвы, даже с учетом возраста, общественно-экономического положения и других факторов, менее подвержены старческому слабоумию.

Таким образом, исследование билингвизма позволяет нам опровергнуть два мифа: языковое развитие у двуязычных детей не замедленно и один человек может без проблем смешивать два языка. Более того, эффекты билингвизма выходят за рамки языковых навыков и способствуют развитию когнитивного контроля. Билингвизм помогает детям быть капитанами собственных мыслей и пилотами своего бытия. Эта способность очень важна для их социальной адаптации, здоровья и будущего в целом. Так что, пожалуй, нужно пропагандировать билингвизм. Среди множества менее эффективных и более дорогостоящих методов стимуляции когнитивного развития этот способ – гораздо более простой, изящный и надежный.

У детей с очень раннего возраста есть изощренный механизм поиска и накопления знаний. В детстве мы все – ученые[13], но не только из-за желания исследовать и ломать вещи, чтобы посмотреть, как они устроены, или осаждать взрослых бесконечными вопросами «Почему?». Мы были маленькими учеными, потому что пользовались особым методом для изучения окружающего мира.

Преимущество науки в том, что она может строить теории на основании скудных и неоднозначных данных. Анализируя ничтожные остатки света мертвых звезд, космологи создали эффективную теорию происхождения Вселенной. Научные методики особенно действенны, когда мы точно знаем, какой эксперимент отдает одной теории предпочтение перед другой.

Игра с кнопками (нажимание кнопок, клавиш или выключателей) и функциями (светом, шумом, движением) похожа на маленькую вселенную. Во время игры дети совершают операции, позволяющие им разгадывать загадки и открывать этиологические правила этой вселенной. Игра – это открытие. Ее напряженность зависит от неопределенности, которую ребенок обнаруживает в ее правилах. Когда дети не знают, как работает простой механизм, они (чаще всего) непроизвольно выбирают игру, наиболее эффективно раскрывающую принцип его действия. Это очень похоже на научный метод: исследование и методичные изыскания с целью выявить и прояснить причинно-следственные отношения во Вселенной.

Но природная склонность детей к научным исследованиям заходит еще дальше: они строят теории и модели в соответствии с наиболее правдоподобным объяснением наблюдаемых данных.