А вечером хотелось репетировать и репетировать – в пальцах правой руки вместо самопального уродца как влитой лежал фирменный басовый плектр!
Помнится, судьба у того медиатора сложилась долгая и счастливая – несколько месяцев он радовал меня своим качеством.
Действительно, много ли надо человеку для счастья?
Снова на рельсах
Среди множества детских забав и развлечений была у нас игра, название которой забылось, но помнится, напоминала она собой всем известные «бабки». Правила мы чуть изменили и – вперёд, к повышению мастерства, к новым победам!
Следствие этих побед – твой авторитет среди пацанов во дворе и всей округе поднимался на более высокий уровень. У нас, старших – Олега Кузнецова, Лёшки Котельникова и меня, этот уровень и так был выше некуда. Однако же игра эта, непонятно кем импортированная во двор дома 13 на улице Невельского, заразила буквально всех. В том числе и самых-самых. Ведь они тоже были просто мальчишки.
Вместо бабок мы использовали небольшие металлические заготовки. То ли гайки какие-то недоделанные, то ли шайбы. С ростом популярности игры эти гайки-шайбы стали самой ходовой валютой в нашей компании. Их можно было обменять на перочинный ножик, на футбольные марки и даже на нежёваную жвачку! В то лето у нас человека встречали по его карманам. Чем больше они оттопыривались, тем весомее у него было положение в обществе. А так как сам металл тоже что-то весил, то и походка его обладателя становилась степенной, более солидной, вполне соответствуя статусу уважаемого человека. В борьбе с усилившимся земным притяжением он старался держать спину ровно, расправлял плечи и поднимал голову. Так и несли себя местные богачи – гордо и величаво.
На заре игровой лихорадки этих самых деталек было в избытке на железнодорожных путях станции Новосибирск-Западный. Затем с каждым днём их становилось всё меньше и меньше. Небольшими компаниями по два-три человека мы отправлялись в недальний путь на свой Клондайк за очередной партией новой «валюты». Бродили по шпалам, наклонив головы, и пристально всматривались в межрельсовое пространство. Как же мы старались не упустить этот драгоценный металл среди россыпи щебёнки и пятен мазута! Идёшь, не попадается тебе ничего, а рядышком, на соседнем полотне, то и дело:
– О!
– Вот она!..
– Есть!
– Ещё одна!..
А у тебя – пусто!
После очередного приступа радости у более удачливого соседа, не выдерживают нервы:
– Чё орёшь?!
Белёсые ресницы счастливого соискателя удивлённо и чуть испуганно моргают – хлоп-хлоп:
– Нашёл…
– Ну и чё орать-то теперь?! Нашёл он… Золото, что ли нашёл, чтобы так орать?!
И снова – взгляд вниз, и по шпалам! Боковое зрение как нарочно отчётливо передаёт информацию о новых находках компаньона. Внезапно обострившийся слух в деталях доносит тщательно скрываемые приливы откровенной радости. А у тебя…
Всё, дальше так продолжаться не может!
– Меняемся! Ты идёшь здесь, а я там пройдусь.
– Это почему?
Ответ краток и аргументирован:
– По кочану!
Обмен дорогами проходит молча. Идём дальше. И здесь что-то нет ничего… А рядом, на пути, с которого ты только ушёл, фигурка наклоняется и тихонько, но явно радуясь очередной удаче, выдает нараспев:
– Ни-и-штя-я-як!
Ну почему так?!
День стоял пасмурный.
Все пацаны разъехались кто куда. Интересно, куда можно вообще в такую погоду ездить?! Не покупаться тебе, не позагорать.
Вышел я во двор, а там сидит на скамеечке один только Димка Вожжов. Ну да, ведь всем срочно приспичило куда-то ехать! И Кузе, и Лёше Котелку…
Делать нечего, поплелись мы на золотые россыпи вдвоём с Вожжовым.
Димка был на два года младше нас с Котельниковым, то есть было ему тогда лет десять. В нашей компании он слыл маменькиным сынком. Дима Вожжов был мальчик тихий, благообразный, матом не ругался, не курил. Сальные анекдоты ему приходилось слушать «за компанию». Давалось это парню мучительно, а в финалах коротких неприличных историй он отворачивался в сторону и краснел. В нашем кругу Димка вращался редко, и почти всегда – под присмотром матери или старшей сестры. Семья Вожжовых жила в нашем с Лёшкой подъезде, в шестьдесят первой квартире, на первом этаже. Окна выходили прямо во двор, а в них частенько торчали головы родственников Димона.