– Спасибо, буду иметь в виду.

Аваллах разлил напиток по кружкам.

– Он не отравлен, если ты боишься, – и в подтверждении своих слов, чуть пригубил из кружки пленницы-гостьи. И сел напротив неё. Она испытующе на него смотрела. Ему было приятно и тяжело. Но, взгляда он не отвёл, хотя очень хотелось.

Потом, будто сказав себе – а, была не была! – эльдарка пригубила кайис.

Она вновь удивлённо воззрилась на Аваллаха, покивав головой, мол, а ты молодец, вкусно приготовил.

После недолгого молчания, она снова спросила:

– Ты живёшь один?

– Один, – ответил Аваллах. – А почему ты удивлена?

Она пожала плечами:

– Судя по всему, ты не простой воин кабалы. Значит, у тебя должны быть рабы.

Аваллах поморщился:

– Я слишком ценю своё одиночество и ухаживать за собой предпочитаю сам.

Она бросила на него недоверчивый взгляд. Его ответ явно её озадачил.

– Почему именно кайис? – спросила она. – Судя по всему, ты знаешь церемониал, с ним связанный, так?

– Знаю, – Аваллах сделал движение веками.

Эльдарка отставила кружку и скрестила руки на столе, пристально посмотрев на Аваллаха. Прямо в глаза, обжигая его своим взглядом.

– Тогда, чего ты хочешь? – спросила она. – Зачем тебе я? Это твоя прихоть и каприз?

– Нет, – качнул головой Аваллах.

– Хочешь, чтобы я решила, что ты особенный? – её губы дрогнули в ледяной полуулыбке. Глаза, полные боли, ненависти, страха, отчаяния и ожидания страданий, выдавали её. – Знаешь, может, когда я была малолетней девчонкой, я бы поверила. Но не теперь. Я сталкивалась с вашими, и знаю, чего от них точно НЕ ждать. Честности, доброты и милосердия. Вы прекрасные актёры, вы прекрасно играете с эмоциями других, особенно с эмоциями своих жертв. Вас это забавляет. Раз уж я у тебя в плену и не могу вырваться, то, да, мне придётся смириться со своей судьбой и ждать, когда ты наиграешься и начнёшь пытать меня. Но не думай, что я верю тебе.

– Я не собираюсь тебя пытать, – в который раз повторил Аваллах. Сердце его сжималось. В горле пересохло. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным. И привествовал это чувство, радуясь ему, и ненавидел себя за него. – Я не хочу причинять тебе боль. И кому бы то ни было.

Он почувствовал, как его начинают захлёстывать эмоции – вина, ярость, отчаяние и какое-то облегчение, странное, неведомое и сладкое.

– Больше не хочу, – тихо добавил он, отчаянно надеясь, что она не почувствовала, как дрогнул его голос.

– Правда? – приподняла бровь эльдарка. – А зачем ты тогда набрал столько рабов? Женщин. Молодых девушек. Матерей с детьми. Я чувствовала ужас и отчаяние каждого из них. Ту бездну безысходности, которая заполнила их души, когда ваши волокли их, когда вырывали детей из рук матерей. – её голос дрогнул, он чувствовал, каким титаническим усилием воли она сдерживает крик чистой, неугасимой и непреодолимой боли, которой было охвачено всё её существо. Чувство, горящее приглушённо, полутоном среди безысходного отчаяния и ужаса загнанной жертвы перед муками и страданием, горящее с самого начала их знакомства, теперь разгорелось в ней со всей силой и обожгло его самого. – Я должна была их защищать. От таких как вы. Как ты. И я подвела их. Предала! И теперь, Бездна знает почему, сижу тут и говорю с тобой.

Она резко отвернулась и замолчала, пытаясь сдержать рвущиеся из неё эмоции.

Аваллах не торопил. Он сам едва сдерживал рвущееся из груди сердце. Боги, лишь бы не дать ей заметить…

– Я не знаю, – овладев собой и небрежно смахнув с пушистых ресниц слезу, продолжила эльдарка, – что это за шутка богов. Но, раз это происходит, может и ты, правда, не такой как твои поганые собратья.