– Да, да! Не беспокоитесь! Вы можете оплатить ваш долг, через месяц, через два… мне все равно. Еще вопрос. Вы хорошо знаете всех жителей этого дома и наверно знаете, кто тут бывает. Кто сейчас туда вошел?

– Маленький господин, одетый весь в серое.

– Да.

– Который пришел от Пале-Рояль?

– Да.

Викторьен Каше отрицательно покачал головой.

– Нет, – отвечал он, – я не знаю этого маленького господина. А вы его знаете? Вы, кажется, его узнали?

Продавец пирожков тоже покачал головой.

– Нет! – возразил он. – Я вас спросил потому, что… А вот и ваша барышня выходит! До свидания!

Сказав это и не ожидая благодарности в ответ, продавец пирожков быстро удалился.

Почти напротив дома Жака Фойоля стояла маленькая тележка, брошенная своим хозяином, который, должно быть, сидел где-нибудь в трактире.

Продавец пирожков встал, спрятавшись за этой тележкой, и рассеянно следил за племянницей госпожи Леклерк, удалявшейся вместе с Викторьеном Каше. Когда молодая девушка и мальчик скрылись, он стал пристально рассматривать дом на противоположной стороне улицы. Целый час наблюдатель не уходил со своего места.

Дверь дома не открывалась.

Наконец на часах ближайшей церкви пробило четыре часа, из соседнего особняка вышел молодой человек высокого роста и вошел в этот дом…

Как только молодой человек вошел в дом, дверь почти тотчас же снова открылась и оттуда вышел Элюа Денизор, при виде которого продавец пирожков радостно вскрикнул, что доказывало, что он солгал Викторьену Каше, сказав, что не знаком с «маленьким господином в сером».

– Это он! Я не ошибся! Это он!

Продавец пирожков смог хорошенько рассмотреть маленького мельника, так как он остановился посреди мостовой и посматривал вправо и влево, как бы, не решаясь куда идти.

Это колебание продолжалось не больше десяти секунд.

Наконец, Элюа Денизор двинулся вправо, на набережную Конти.

Он уже прошел шагов пятьдесят, как вдруг быстро повернулся и в один прыжок очутился около тележки.

Продавец пирожков, не предвидевший подобного маневра, высунул голову и хотел снова спрятаться, но было уже поздно.