Даша

Рука сама собой поднялась и ухватилась за косяк на двери. Лишь бы не рухнуть в обморок прямо сейчас!

Синие мужские глаза леденеют. А я ловлю себя на мысли, что сейчас лишь он в моем фокусе. Все остальное потускнело, померкло, стало совершенно незначимым.

А потом… Резкая мысль. Страшная догадка, от которой похолодели кончики пальцев.

Неужели? Неужели он как-то узнал про свою дочь? Неужели приехал отобрать ее у меня? Ну не бывает таких совпадений! Только не в моей жизни! Не мог Марк явиться сюда просто так, якобы по воле отца…

Но мужчина смотрит на меня по-прежнему холодно, беспристрастно. Так, будто бы… не узнал?

Мои глаза распахиваются от удивления сами собой.

А Марк задерживает свой взгляд лишь на долю секунды дольше положенного. И вновь отворачивается.

Директриса без слов мне приказывает немедленно занять свое место и не отвлекать такого важного человека случайными опозданиями.

Сердце лупит о ребра, как сумасшедшее.

На ватных ногах, по стеночке, я иду к Галке и Марике. Девочки не сводят с Дворецкого глаз, но сейчас мне это лишь на руку. Не будут спрашивать, почему я выгляжу хуже смерти.

Ледяными руками я ощупываю свои колени, боясь вновь посмотреть на него.

Может быть, показалось? Привиделось? Может быть, новый хозяин нашего центра просто похож на него?

Но, конечно же – нет.

Я слишком хорошо помню «своего» Марка. Каждую черточку на его лице и каждую мельчайшую родинку на его теле несмотря на то, что времени вместе нам было отведено слишком мало. Все эти детали врезались в мою память острым кинжалом и до сих пор терзают сердце больной занозой.

Кусаю губу почти до крови, вслушиваясь в то, что говорит директриса:

– … Но все мы взрослые люди, поэтому должны понять и принять намерение нового руководства… Марк Артурович принял решение…

Все-таки сокращение? Центр закрывают? О Господи, нет…

Голос Зинаиды Петровны резко обрывает мужской баритон, от которого у меня мурашки рассыпаются по всему телу:

– Принял решение, что центру необходима новая жизнь, – произносит Дворецкий уверенным тоном. По дружным рядам начинают шептаться.

– Но… Вы ведь только что говорили…, – растерянно пытается вновь встрять директриса. Марк осекает ее поднятой вверх рукой. В зале воцаряется тишина.

– Мы расширим центр. Откроем несколько дополнительных платных секций. Выкупим остальное помещение и сделаем полный ремонт.

– Вы готовы все это спонсировать? – глаза Зинаиды Петровны стали похожи на блюдца. Да и все наши, кажется, дышать забывали, внимая словам нового руководства.

– Подадим заявки на несколько государственных грантов. Сделаем из этого центра лучший во всей области. К нам будут записывать детей за год вперед.

– Но как же бесплатные секции? Не у всех есть возможность…, – раздался разочарованный голос откуда-то сзади.

Марк взял ровно секунду на размышления, а затем заявил:

– Они будут работать так же, как раньше. С одними только платными секциями о гос. помощи можно забыть, так что…

Его прервали аплодисменты.

Речь нового руководства так вдохновила коллег, что все без исключения рукоплескали, смотря на Дворецкого, как на снизошедшее божество.

И лишь я мечтала провалиться сквозь землю. Прямо здесь и сейчас. Только бы не видеть больше синевы этих глаз, заставляющих вспомнить о чувствах, которые я столько лет пыталась похоронить в завалах собственной памяти.

Дворецкий немного склонил голову набок, призывая всех к тишине. Все так же высокомерно, окинул собравшихся взглядом, и произнес:

– Нам всем предстоит большая работа и глобальные изменения в ближайшие несколько месяцев. Если кто-то не готов оставаться сверхурочно и брать на себя дополнительную нагрузку, пока мы не расширим штаб преподавателей…, можете быть свободны прямо сейчас. Расчетные получите без отработки.