Что делать мне в этом мире? – Набулионе отвлекся от «Вертера». – Если я все равно должен умереть, то не лучше ли самому убить себя? Ведь я стою на пороге этой жизни и она сулит мне только бесконечную цепь несчастий и унижений. О как далек человек от природы! О как прав Руссо! Как прав Сен-Пьер! Как труслив и подл, как раболепен человек! Нет! – Набулионе снова вернулся к «Вертеру» – Умереть! Умереть и прекратить это бессмысленное существование. Исчезнуть! Что это значит: умереть, исчезнуть? Умереть. Могила. Тесно и темно. Холодная земля…

Страстный, мрачный монолог Набулионе сначала производил сильное впечатление на Королину. Но он увлекся и говорил очень долго и Королине стало скучно. Она тоже когда-то пролистывала «Страдания молодого Вертера», но роман немецкого писателя Гете, которым зачитывались сентиментальные юноши, не отозвался в душе жизнерадостной девицы.

Она только-только вступает в жизнь, она красива и носит самые модные дорогие платья и принимает целый парад кавалеров, которые должны добиваться ее руки, ей хотелось смеяться, веселиться, кокетничать и танцевать – в том числе и вальс, когда партнер, волнительно положа руку на талию, вихрем кружит тебя по залу, а ты едва успеваешь переставлять ноги в изящных туфельках на счет и – раз, два, три, и – раз, два, три.

А тут могила, тесно и темно, холодная земля…

Мечтать я всегда любил.

Наполеон.

Мечты, мечты! где ваша сладость?

Где, вечная к ней рифма, младость?

А. С. Пушкин.

Мечты, мечты, где ваша сладость?

Мечты ушли, осталась гадость.

Простонародная пародия на стихи А. С. Пушкина.

Королина остановилась у старого вишневого дерева, под ветвями, изогнувшимися от тяжести крупных спелых темно-красных плодов. Набулионе, увлеченный своими словами, ушел вперед. От «Вертера» он опять вернулся к Сен-Пьеру.

– Жизнь человека подобна башне, которую венчает смерть. Смерть это великое благо, это исцеляющая ночь, следующая за призрачным днем, полным глупых миражей, тревог и бесполезного страха смерти. Смерть избавляет человека от бедности, унижений, страха, болезней, мучительных терзаний и горестных потерь.

– Господин поручик, куда же вы ушли, – с нотками раздражения окликнула Королина своего кавалера. – Я хочу вишен.

– Я ушел? Куда? – остановился Набулионе. – Да, я только путешественник, странник на этой земле! Но разве человек может быть в этой жизни чем-то большим? – воскликнул юный философ, поворачиваясь к своей спутнице.

– Я хочу вишен! – почти рассердилась Королина.

Набулионе подошел к красавице и, все еще продолжая монолог, сказал уже своими словами:

– Всегда одинокий среди людей, я возвращаюсь к своим мечтам лишь наедине с самим собою.

– Я хочу вишен! – капризно топнула ножкой юная красавица.

Набулионе наклонил ветку – и спелые вишни оказались прямо перед Королиной: «О Боже, неужели он так глуп! Что же, я сама должна рвать эти вишни?» Но артиллерийский поручик наконец-то догадался, что от него требуется. Он сорвал вишенку, Королина чуть вытянула шею и приоткрыла ротик и он положил темно-красную ягоду в ее чуть-чуть припухлые, маленькие, но такие зовущие губки.

Королина съела вишню, изящно нежными пальчиками выбросила косточку и повторила все сначала. Но когда Набулионе положил ей в губы вишню, она наклонилась вперед, как бы предлагая ему взять своими губами из ее губ соблазнительно темно-красный маленький плод.

Поручик ничего не понял. Он сорвал себе с ветки вишню и съел ее. Тогда Королина незаметно подтолкнула языком свою вишенку и ягода упала прямо в глубокую ложбинку, разделяющую две тугие округлости ее груди, обнаженные глубоким вырезом легкого летнего платья.