– Может, уж сразу объявишь себя главным Оболовичем да станешь королем, чего мелочиться-то?

– Нет, Джимми. Король – должность пожизненная. А президент – работа годика на четыре, ну, может, чуть больше. Четыре года управлять королевством вроде Герцословакии очень даже интересно.

– Я бы сказал, что короли у них живут и того меньше, – вмешался Джимми.

– Возможно, я даже поддамся искушению разбазарить на это твою долю из тысячи фунтов. Тебе она все равно ведь не понадобится, когда ты вернешься, весь увешанный самородками. Так что я вложу ее от твоего имени в нефтяные промыслы Герцословакии… Знаешь, Джим, чем больше я думаю об этом твоем предложении, тем больше оно мне нравится. Я никогда и не вспомнил бы о Герцословакии, если бы не ты. Поеду в Лондон, поторчу там денек, заберу денежки – и вперед, на «Балканский экспресс»!

– Нет, так скоро не получится. Забыл сказать, у меня есть для тебя еще одно поручение.

Энтони опустился в кресло и устремил на него тяжелый взгляд.

– Так я и знал, что этим все не кончится. Где-то должна быть закавыка.

– Никаких закавык. Просто надо выручить одну леди.

– Джеймс, быть замешанным в твоих любовных делишках я отказываюсь раз и навсегда.

– Мои любовные делишки тут ни при чем. Я никогда эту леди не видел. Сейчас расскажу.

– Ну, раз уж мне предстоит выслушать еще один длинный путаный рассказ, налей-ка мне сначала выпить.

Просьба была немедленно уважена гостеприимным хозяином, и потянулся рассказ.

– Это случилось, когда я был в Уганде. Там был один даго[4], я спас ему жизнь…

– Джимми, на твоем месте я бы давно уже написал книгу: «Жизни, которые я спас». Второй раз за вечер от тебя это слышу.

– Да нет, ничего особенного. Просто выловил этого типа из реки, вот и все. Как и все даго, он не умел плавать.

– Погоди-ка, эта история имеет отношение к тому первому делу?

– Никакого. Хотя, если подумать, есть одно странное совпадение – даго был родом из Герцословакии. Но мы почему-то звали его Голландцем Педро.

Энтони безразлично кивнул.

– Для даго любое имя сгодится, – заметил он. – Валяй дальше, Джеймс.

– Ну, парень был вроде как благодарен. Вечно ходил за мной по пятам, как пес. Шесть месяцев спустя он умер от лихорадки. Я был тогда с ним. Отдавая концы, он вдруг подозвал меня к себе и стал шептать что-то о какой-то тайне – мне показалось, он сказал «золотая жила». И сунул мне в руки клеенчатый пакет, который всегда носил под рубашкой, прямо на теле. Ну, я тогда даже не подумал о том, что в нем могло быть. Открыл его неделю спустя. Признаться, мне стало любопытно. Оно конечно, у Голландца Педро вряд ли хватило бы ума опознать золотую жилу, даже если бы он ее увидел – но чем черт не шутит…

– Зато твое сердце, как водится, забилось чаще при одной мысли о золоте, – вставил Кейд.

– В жизни моей мне еще не было так противно. Золотая жила, как же!.. Хотя для такого грязного пса, как он, это, может, и был Клондайк. Знаешь, что там было, в конверте? Письма женщины – да-да, женщины, англичанки к тому же. Мерзавец ее шантажировал – и ему еще хватило наглости передать мне свой грязный секрет.

– Мне приятно видеть твое благородное негодование, Джеймс, но, позволь тебе заметить, даго – он даго и есть. Он не хотел дурного. Ты спас ему жизнь, вот он и завещал тебе надежный источник дохода – твои высоколобые британские идеалы даже не входили в его поле зрения.

– Ну и какого черта мне было с ними делать? Первым делом я хотел их сжечь. Потом подумал: бедная дамочка ведь не узнает, что их больше нет, и будет всю жизнь трепыхаться от страха, как бы этот даго не появился снова.