– Я бы тебе ни в чем не препятствовал. Ты была бы абсолютно свободна. Да меня и видно бы не было в твоем доме.

– Билл, ты просто не понимаешь. Я из тех женщин, которые либо выходят замуж, увлекаемые энтузиазмом, либо не выходят совсем.

Билл издал тяжкий стон.

– Думаю, что скоро застрелюсь, вот прямо на днях, – мрачно пробормотал он.

– Не застрелишься, Билл, милый. Ты пригласишь на ужин хорошенькую девушку, как сделал позавчера.

Мистер Эверсли немедленно смутился.

– Если ты про Дороти Киркпатрик, девушку из «Крючка и петельки», то я… гром меня разрази, да она просто славная девчушка, вот и всё. Ничего плохого не было.

– Билл, милый, ну конечно, не было. Мне очень приятно, когда ты развлекаешься. Только не надо делать вид, будто умираешь от разбитого сердца.

Мистер Эверсли снова взглянул на нее с достоинством.

– Ты просто не понимаешь, Вирджиния, – сказал он строго. – Мужчины…

– Полигамны, я знаю. А я, как мне иногда кажется, обладаю склонностью к многомужию… Билл, если ты меня любишь, пойдем есть сейчас же.

Даже в самых лучших планах случаются недочеты. Вот и Джордж Ломакс допустил ошибку – во всей его тщательно разработанной кампании оказалось одно слабое место. Им был Билл.

Эверсли был очень славным парнем. Он хорошо играл в крикет и вполне сносно – в гольф, обладал приятными манерами и дружелюбием, однако место в Министерстве иностранных дел ему доставили, увы, не его способности, а исключительно связи. Работа, которую он исполнял, ему подходила. Он состоял при Джордже чем-то вроде собаки. Ничего ответственного, требующего пошевелить мозгами, ему не поручали. Он должен был лишь неотлучно находиться при Джордже, беседовать с разными незначительными людьми, которых тот не хотел видеть, бегать с поручениями и вообще приносить пользу. Службу свою Билл исполнял на совесть. А когда Джордж отсутствовал в офисе, он разваливался в самом большом кресле и читал спортивные новости, поддерживая древнюю и почтенную традицию.

Привыкнув отправлять Билла с разными поручениями, Джордж и теперь послал его в контору «Юнион Касл» с заданием выяснить время прибытия «Гранарт Касл». А у Билла, как у большинства образованных молодых англичан, был хотя и приятный, но очень тихий голос. Да и любой учитель риторики указал бы ему на его ошибку в произношении слова Гранарт. В устах Билла его можно было принять за что угодно. Клерк в пароходстве принял его за Карнфрэ. «Карнфрэ Касл» прибывал в следующий четверг. Так он и сказал. Билл поблагодарил его и вышел. Джордж Ломакс принял эту информацию к сведению и соответствующим образом выстроил свой план. Он не имел никакого понятия о графике движения океанских лайнеров и потому ни на секунду не усомнился в том, что Джеймс Макграт появится не раньше четверга.

Вот почему в ту самую среду, когда Джордж держал лорда Кейтерхэма на ступенях его лондонского клуба, просунув палец в петлицу на лацкане его пальто, он крайне удивился бы, если бы кто-нибудь сообщил ему, что «Гранарт Касл» благополучно бросил якорь в порту Саутгемптона еще накануне днем. В два часа дня Энтони Кейд, путешествующий под именем Джеймса Макграта, сошел с поезда на вокзале Ватерлоо, кликнул такси и, после небольшого раздумья, велел везти себя в отель «Блиц». «Можно позволить себе провести время с удобством», – думал он, с интересом глядя в окно такси. С тех пор как Кейд в последний раз был в Лондоне, прошло ровно четырнадцать лет.

Прибыв в отель, он взял номер и вышел пройтись по набережной. Неплохо было снова оказаться в Лондоне. Многое, конечно, изменилось. Вот тут – сразу за мостом Блэкфрайерс – был ресторанчик, где в былые дни он часто обедал с друзьями, славными ребятами. Тогда Энтони считал себя социалистом и носил огненно-красный галстук. Молодость, молодость…