Внутри монастырского двора, вымощенного известняковыми плитами, находились несколько небольших церквей, имелась пара жилых двухэтажных корпусов ну и, конечно, монахи, которых было не так уж много, но они все с интересом во все глаза смотрели на прибывших. Как же она в эту минуту была признательна о. Сергию за предложение переодеться в соответствующую одежду. В своем светском прикиде без всякого сомнения не смогла бы здесь сделать и пару шагов. Сами монахи были облачены в длинные до пят мантии и клобуки. Почти все имели длинные бороды, которые развевались в разные стороны от небольшого ветерка. Единственным напоминанием цивилизации здесь служили разбитые яркие клумбы цветов – разноцветные георгины, астры, оранжевые бархатцы и местами даже росли розы, огороженные низким штакетником. Некоторый уют создавал и большой сад, который виднелся за каменными постройками. Лидочка, как и она, то же крутила головой по сторонам, чувствовалось, что увиденное для них двоих, оказалось настолько новым и непривычным, что у обеих появилось чувство скованности.
Светлана стряхнула с себя оцепенение, когда отец Сергий тронул её сзади за плечо.
– Пойдем, Светлана, девочке придётся подождать нас в машине.
Быстро вернувшись в действительность, застыдилась своей безответственности – открыв рот, беззаботно созерцает обстановку монастырского подворья, а её приезда ждет человек, нуждающийся в медицинской помощи. Она попросила отца Сергея достать из багажника свой медицинский саквояж, где хранился дорожный докторский набор: болеутоляющие и антибиотики, резиновые перчатки и одноразовые шприцы, стетоскоп и другие необходимые принадлежности.
Оставив Лидочку, они направились к двухэтажному зданию из белого грубо отёсанного известняка, поднялись на второй этаж, а пройдя несколько шагов по узкому безлюдному коридору, остановились перед входом в келью настоятеля монастыря. Отец Сергий легонько постучал в дверь.
Услышав «входите», он распахнул перед ней тяжелую дверь, и Светлана очутилась в тесноватой комнатке с низким потолком с довольно скудной обстановкой. Слева от входа стояла узкая железная кровать, заправленная тёмным покрывалом, справа – во всю стену стеклянный шкаф, заполненным книгами в старинных золотистых переплетах, рядом со шкафом два деревянных жестких стула, а посередине комнаты у самого окна – массивный письменный стол. На полу перед кроватью лежала потёртая временем циновка, на стенах висело множество икон в окладах. В правом углу горели лампадки, от которых световые блики освещали стены кельи. Обоняние уловило запах, исходящий от горящих свечей и лампад. Девушка представляла, что у настоятеля монастыря должны быть покои с комфортом и если бы ни книги, то это жилище выглядело совсем скромненько. Невысокий сухенький человек в темной рясе, сидя за письменным столом с настольной лампой, склонив низко седую голову что – то писал. Но как только они вошли, он незамедлительно отложил ручку в сторону, поднялся из-за стола и направился к ним. Она предполагала увидеть строгого старца, хмурого и серьезно озабоченного своей длительной болезнью и растерялась, видя, как он приветствует их появление радостной улыбкой и протянутыми вперед руками. Батюшка к ним подошел, и она перед собою увидела старческое сморщенное личико, изрезанное мелкими лучиками морщин, и сходу дала бы ему лет девяносто – сто – если б не глаза! У этого человека глаза были удивительными, она никогда таких не встречала – молодыми, светло – голубыми с веселыми искорками – по ним можно было предположить, что ему не более сорока лет. Эти глаза, смотрели на неё, как вроде никого милее на всем белом свете для него не было – как только стоящая перед ним девушка.