Темнело. На берегу острова «речников и прочих специальностей», связанного с остальной частью суши железнодорожными, пешеходным и шоссейным мостами, появился тёмно-русый, высокий, спортивного телосложения, парень, вслушиваясь в звуки живой музыки. Они прилетали вместе с лёгким движением тёплого воздуха над поверхностью воды с различных оживающих «пятачков»:

– «Как я люблю смотреть в твои глаза!

– Твои глаза блестят как бирюза!

– Твои глаза красивые такие, твои глаза как небо голубые!

– Как я люблю смотреть в твои глаза, в твои любимые глаза! …»

Поток воздуха увёл голос певца в другую сторону, а затем опять любезно подтянул оставшуюся мелодию вместе со звуком саксофона:

«И я боюсь, всё время почему-то, что вдруг они достанутся кому-то!»

– «Это со станции», – мелькнула у Оскара мысль.

Вдруг рядом, видимо от переизбытка чувств, прошлых воспоминаний, из тёмной лодки с удочкой, неожиданно, как джин из бутылки, вырвался молодецкий голос:

– «Зубов во рту у ней как не бывало, а на макушечке лишь парочка волос. Когда она вдруг крепко целовала, то у меня по коже шёл мороз!» И на этой счастливой ноте сообщение также резко оборвалось.

– «Да, ему видимо, есть что вспомнить!» – подумал Оскар.

Тёплый ветерок подул с другой стороны и очередной «рентгеновский тазобедренный сустав» через адаптер продолжил завлекать местную округу…: «Бэсамэ, бэсамэ мучо…»

– «Ну что же, махну я, пожалуй, на стадион, – решил Оскар. – Там попросторней, подбор музыки получше, да и процент симпатичных местных и столичных девушек побольше будет».

И он уверенно направился в выбранную сторону. Через некоторое время его вновь догнал молодецкий голос из лодки:

– «Зашёл я в чудный кабачок, кабачок! Вино там стоит пяточек! – да, принял «на грудь» очередную рыбацкую норму «радости» за счёт «золотой рыбки». – подумал Оскар – и, войдя на стадион, окружённый с трёх сторон водой, услышал:

– «Здесь под небом чужим, я как гость…» Затем, за голосом Вертинского зазвучали полузапрещённые ритмы «буги-вуги» и «рок-энд-рола», ставшими модными среди динамичной молодёжи. Молодая, и ещё не потраченная, энергия стремительно выходила наружу и «била ключом». Огромная толпа, не стеснённая пространством, весьма динамично двигалась в такт музыке. А наиболее спортивные пары вообще показывали образцы акробатического танца, тренируя не только слух, но и все уголки, молодого тела. В одной из таких танцующих пар Оскар узнал высокого, худощавого, но элегантного Арнольда из «Щукинского» по товарищеской кличке «Шарнир». И действительно, под звуки «буги-вуги» его конечности двигались как на шарнирах, но весьма завораживающе. При этом он умудрялся свою партнёршу в парусиновых белых тапочках, начищенных зубным порошком, подбрасывать, крутить вокруг себя и пропускать между ног. Музыка смолкла. Арнольд, узнав Оскара, отпустил свою гибкую партнёршу и, переваливаясь на «манке», направился к нему. Арнольд был «укомплектован» по последнему «писку стиляг»: с высоко приподнятым коком, тщательно приглаженными бриолином висками, в расширенном в плечах пиджаке, и в зауженных к низу брюках. На его длинном голубом галстуке, указывающем на его мужское достоинство, красовалась полуобнажённая девушка под пальмой.

– Оскару и чувакам пламенный, привет! Целую вечность тебя не видел! Ну, как мы с этой «крошкой» от бацали?!

Восхищённо, на одном дыхании, выдал он.

– Привет артисту из народа! Впечатляет. Почти как за бугром в ансамбле Моисеева!

– Правда? А ты, что был там? – удивлённо спросил Арнольд.

– Ну, я пока ещё не невидимка, чтобы проникать через нашу «железную занавесочку»! Не видел, как говорят, но слышал, – отшутился Оскар.