Саша столкнулся с женщиной на входе в кардиологию, прошел мимо, у дежурной медсестры узнал, что свидетельница только что ушла, развернулся – и назад. Но догонять Неверодскую ему не пришлось: Анастасию Никифоровну перехватила во дворе больницы Лида. Она уже разговаривала с ней, когда подоспел Саша.

– Зрение у меня плохое, милочка, – сетовала старушка. – Не разглядела я иродов этих.

– Ну а какого они роста, какой комплекции? – допытывалась Лида.

– Один рослый, – сказала женщина, подняв руку и до упора согнув пальцы. – А другой на корточках сидел, землю ровнял. Потом поднялся… Ну этот поменьше, но пошире… Кажется, пошире… Это ж надо, человека заживо похоронить!..

– Почему заживо? – нахмурилась Лида.

– А потому что не по-человечески!.. Все, пойду я, милая. – Женщина приложила руку к груди. – А то как вспомню, сердце в груди останавливается.

– Мы вас подвезем, – кивком указав на свой красный «жук», предложила Лида.

– Дай тебе бог здоровья, доченька!

Луков помог старушке сесть в машину, закрыл за ней дверь, и в это время в его кармане зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя начальника отдела.

– Да, товарищ подполковник!

Начальник у них строгий, но, как говорят в таких случаях, справедливый, так просто не накажет и тем более не накричит. Уставщиной Прокофьев не страдал, но и до фамильярных отношений с подчиненными не опускался. Не то чтобы попытки пресекал, просто никто не пробовал обращаться к нему на «ты». Тот же Бордов всего на четыре года младше Прокофьева, служил с ним относительно долго, одно время даже в одинаковом звании были, а все равно только на «вы».

– Где вы с Лидой? – коротко спросил Прокофьев.

– Так гражданку Никифоровну лечим. Сердечный приступ сняли, зрение пытаемся восстановить.

– Оружие при тебе?

– Да.

– Давайте к захоронению, возможно, убийцы приедут за трупом… Останавливать их не надо, – немного подумав, сказал Прокофьев. – Просто посмотреть, кто подъехал, запомнить, по возможности, сфотографировать.

– Понял!

Саша открыл дверь, сел в машину слева от Лиды и движением руки указал на ворота.

– Когда на месте будете? – спросил Прокофьев.

– Минут через двадцать.

Саша на мгновение задумался. Бабушку придется высадить на повороте к ее деревне, от перекрестка до Крыжовки недалеко, не больше километра – дотопает.

– Успеете. Преступники могут следовать к месту захоронения на черном автомобиле «Фольксваген Туарег», номер пока сказать не могу.

– А задерживать не надо?

– Ну если преступник будет один… Или двое…

– Если будет один, сфотографируем с предупредительной фотовспышкой. – Саша провел пальцами по рукояти своего пистолета. – Если двое, предупреждать не будем.

– Не рискуйте. Действуйте по обстоятельствам. Мы уже в пути! – подбодрил Прокофьев, и в трубке послышались короткие гудки.

– Что там?

– Прокофьев спрашивает, сколько кадров в пленке. – Луков извлек из кобуры пистолет, выщелкнул обойму, проверил, а затем вернул ее на место.

И запасной магазин проверил.

– У меня шестнадцать, – сказал он.

– А фотографировать кого?

– Да за кладом могут вернуться, – кивнув через плечо, сказал Саша.

Старушка не отозвалась, то ли не услышала, то ли не поняла, о чем разговор.

– Пусть возвращаются, – решительно сказала Лида.

Саша озадаченно глянул на жену. Лида и стреляла не хуже, чем он, даже лучше, и в рукопашном бою могла взять над ним верх, но не хотелось ею рисковать. Вдруг их ждет перестрелка, вдруг ей не повезет. А еще они могли попасть в руки к бандитам… Но делать нечего, они на службе, задание получено, хочешь не хочешь, а выполнять нужно.

Черный «Туарег» свернул с шоссе практически одновременно с ними. Они ехали со стороны райцентра, а подозрительная машина двигалась со стороны города. Вряд ли их с Лидой маневр мог показаться подозрительным.