Ольга Борисовна призналась мужу:

– Меня вовсе не пугает твое новое назначение, ты любишь работать. Меня смущает оно тем, что в стране сложная обстановка и министерство, которое тебе поручают, самое трудное. В нем случались разные истории…

Она не произнесла вслух, что думала, – министров внутренних дел, случалось, и убивали, потому что они проводили жесткую политику, что не нравилось революционерам.

Петр Аркадьевич пояснил:

– Время для всех неблагодатное, но поверь мне, что и в других министерствах – иностранных дел, финансов, военном, да и в любом другом, не менее хлопотно сейчас. Знаешь, Ольга, несмотря на все трудности, я бодро смотрю в будущее. Мы должны их преодолеть. Государь обещал мне поддержку во всех моих новациях. Он считает, что не все прежние министры могут работать с первым парламентом. Парламент призван успокоить страну, и правительство должно быть с ним солидарно. Я поддерживаю решение государя собрать лучших людей России, чтобы в тяжелую годину они своими советами и помощью помогли правительству удовлетворить по мере возможности разумные требования народа и восстановить порядок и мир. Все пришли к такому мнению, кроме правых. Эти по-прежнему недовольны и пророчат нам всякие бедствия.

– Я согласна с тобой, – сказала жена, – но предстоящая жизнь в столице, твоя работа в правительстве – там столько интриг…

Петр Аркадьевич успокоил супругу:

– Мы всегда с тобой их избегали, сами в них не участвовали. Даст Бог, минуем их и в Петербурге. Я иду работать, а не делать карьеру. Мне карьера, ты знаешь, вовсе не важна – я человек без амбиций. А что касается общих дел, то помочь государю следует. Я согласен с ним: необходимо наладить работу важного министерства.

Столыпин был прав: его, честного человека, интриги не пугали.

Была права и его жена: вокруг должности министра внутренних дел России всегда, во все времена плелись интриги.

На вокзале отъезжающую семью Столыпина провожало много людей. Казалось, весь город пришел проститься с губернатором. Полиции даже пришлось расчищать дорогу, чтобы Столыпины смогли пройти к своему вагону. Самые близкие проехали с ними несколько железнодорожных станций.

– Запомните Саратов, – сказал Столыпин детям. – Мы уже никогда сюда не вернемся.

Старшая дочь Столыпина, Мария, позже вспоминала: «Когда же нас покинул последний саратовец, стало грустно и пусто в нашем салон-вагоне, и на душе тоже не было весело. Первое лето в жизни не в Колноберже – уж одного этого сознания достаточно, чтобы впасть в уныние, а тут еще гнетущее чувство, что папа будет подвергаться еще большим опасностям, что еще сильнее придется бояться за его жизнь».

Чиновники Министерства внутренних дел, прослышав, что к ним назначен новый министр, обсуждали в узком доверительном кругу – какие изменения грозят их ведомству. Каждый думал наверняка о своем положении.

– Говорят, приходит новая метла…

– Да, жди новых увольнений и назначений…

– Говорят, у саратовского губернатора крутой нрав. Он может согнуть даже палку, когда захочет…

– Скажите, пожалуйста, кто из его предшественников мог здесь что-то изменить? А ведь какие у нас были министры – хваткие, хитрые, умные, изворотливые, упрямые, настойчивые – никто не смог изменить министерский дух, выветрить его! Этот дух, господа, вечен! Не изменить его и Столыпину, прибывающему из провинциального Саратова!

Не зря боялась Ольга Борисовна нового назначения своего супруга, слишком одиозным было ключевое министерство, на котором держались и покой империи, и власть на местах. В первую очередь ее смущало, что министерство выполняет полицейские функции. По ее убеждению, Петр Аркадьевич к такой работе никак не подходил, как, впрочем, и сама работа не подходила к нему, к его натуре, взглядам и мышлению.