– У тебя день трудный был, – бормотала свекровь, – пойди приляг, я тут уберу…
Ника в самом деле чувствовала, что дико устала. Это от стресса. Нужно и правда отдохнуть и подумать в тишине.
В спальне она не стала зажигать свет, прилегла прямо на покрывало. И вдруг почувствовала, что в голове шумит, а в глаза как будто песка насыпали.
В прихожей послышались шаги, Ника накрылась с головой покрывалом и затихла. Скрипнула дверь.
– Детка, спишь? – тихо спросила свекровь.
Ника постаралась дышать ровно. Свекровь постояла над ней и ушла.
Как только дверь за ней закрылась, Ника вскочила с кровати и босиком осторожно прокралась в прихожую. Дверь на кухню была закрыта, оттуда доносились голоса.
– Неправильно себя ведешь! – говорила свекровь сердитым полушепотом. – Учила тебя, учила, все без толку! Ласково с ней нужно, спокойно. Навязываться не надо, спорить не надо, и уж кричать и ругаться – последнее дело!
– А чего она… кипятком…
– Господи! – Ника не увидела, но почувствовала, как свекровь подняла глаза к потолку. – За какие грехи ты мне этого сыночка послал? Ну никакого от него толку нету, все самой надо, все самой…
– Еще спрашиваешь… – усмехнулся самозванец. – Бог – не фраер, он все видит…
– Отстань ты! – послышался шум упавшего стула, и Ника испуганной ланью скакнула в спальню.
Голова закружилась, она с трудом доползла до кровати и рухнула на нее уже в полусне. Последней ее мыслью была та, что эта пройда-свекровь все-таки подсыпала что-то в чай. Чабрец, чабрец…
Хасана разбудили громкие голоса во дворе текии. Он поднялся, выглянул из окна кельи. Во дворе шейх текии Мехди-ходжа разговаривал с двумя арнаутами из городской стражи.
– У нас нет чужих! – говорил шейх спокойным, уверенным голосом, подобающим служителю Божьему. – Вечером я сам проверил ворота текии, они были заперты…
– Ночная стража видела, как какой-то человек скрылся в текии. Позволь нам осмотреть ее. Мы пришли сюда не по своему желанию, а по приказу Наиб-эфенди, начальника городской стражи, правой руки самого Азам-паши…
– В стенах этой текии мы служим господину куда более могущественному, – возражал шейх, свысока глядя на стражников.
– Какому еще? – неприязненно промолвил стражник.
Определенно, он был небольшого ума.
– Аллаху, милостивому и милосердному! – высокомерно ответил ему шейх.
– Выходит, вам, дервишам, есть что скрывать? – вступил в разговор второй арнаут.
Он смотрел на шейха исподлобья, оскалившись, как бездомный пес, глаза его были красными, как тебризская киноварь.
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного, нам нечего скрывать!
Мехди-ходжа развел руки широким жестом, он едва сдержал раздражение, с трудом сохранив подобающее дервишу спокойствие, но Хасан заметил, как у него задвигались желваки и задергалась жилка возле глаза.
– Ладно, можете осмотреть текию, но не отвлекайте дервишей от работы и молитвы!
Арнауты бросились на поиски.
Едва перебранка во дворе затихла, возобновилось пение птиц в ветвях старого граната, как будто кто-то открыл окно в птичий мир или дверцу клетки.
Хасан из своей кельи следил за поисками. Арнауты обошли все кельи, заглянули и к Хасану, потом пошли в сад. Они заглядывали в каждую постройку, сняли даже крышку с колодца, подошли и к сараю, где хранились садовые инструменты. Хасану привиделся вдруг тот человек, которого он впустил ночью в текию. Он представил, как арнауты выводят его из сарая – связанного, избитого.
Он не мог больше оставаться в келье и вышел во двор.
Тут его встретил старший писец Анвер.
– Почему ты ходишь без дела? – набросился он на Хасана. – Разве ты не помнишь, что нам нужно закончить книгу для Азам-паши? Паша будет гневаться, если мы не успеем к сроку!