– Ты же не языком собралась пыль вытирать, – сказал он. – К тому же я не вижу в этом необходимости – здесь недавно убирались.

Я посмотрела по сторонам и молча согласилась, что в библиотеке и впрямь царит необычайная чистота. А ведь именно там, где хранится множество книг, пыль скапливается во множестве…

– Что ж, – произнес мужчина, прежде чем я решила сказать, что мне нужно идти, – если ты не желаешь говорить, не стану тебя неволить. Но раз уж ты оказалась здесь, то помоги мне.

– Чем же, сударь? – кашлянув, спросила я.

В голове роились мысли одна другой страшнее. Что будет, если кто-нибудь войдет и обнаружит меня наедине с неизвестным мужчиной? Ведь это… это… Матушка и тетушка множество раз предостерегали нас с кузинами от подобного! А я, вместо того чтобы бежать прочь со всех ног, стою и разговариваю с этим странным человеком!

– Подержи, – незнакомец бросил мне свиток, и я ухитрилась поймать его прежде, чем он упал в ведро. – Мне нужно кое-что переписать отсюда.

– Сударь, у меня не очень-то чистые руки!

– А у меня их всего две.

Я поняла, что он имеет в виду, когда вытерла руки о передник и развернула свиток, – он изо всех сил старался свернуться обратно.

– А если придавить края чем-нибудь тяжелым?

– Я пробовал – неудобно, – был ответ. – Приходится то и дело двигать грузы – я быстро пишу, а читаю еще быстрее. Иди сюда, к свету, девушка, расстели на столе… и держи этого строптивца покрепче. Да, вот так… Я не задержу тебя надолго.

Признаться, мне не очень-то нравилось служить чем-то вроде подставки для книг, но возражать было поздно. Тоже скверная моя черта: вечно тяну до последнего, надеясь, что все как-нибудь разрешится само собой, когда нужно сразу сказать решительное «нет».

Спасибо хоть на том, что, оказавшись напротив незнакомца, я наконец смогла рассмотреть его при дневном свете. Он не был красив. Даже странно, если он здесь для того, чтобы компрометировать девушек, лучше бы выбрали мужчину посимпатичнее. Хотя отталкивающей я его внешность бы не назвала. Лицо, как я и запомнила, – худое, с резко выдающимися скулами и подбородком, длинным и не очень ровным носом. Лисса непременно отметила бы аристократическую горбинку, но, по-моему, горбинка эта возникла вследствие перелома, как у моего второго брата. Непослушные, очень густые волосы – в солнечных лучах они казались бронзовыми – падали на высокий выпуклый лоб, и незнакомец время от времени нетерпеливым жестом заправлял пряди за ухо. Насчет ушей, к слову, ничего не могу сказать, я не настолько искушена, как младшая кузина, чтобы с одного взгляда понять, на чьем портрете уже видела такой изгиб раковины и длинную мочку… с продетой в нее серьгой. Невероятная вульгарность!

И одет он был… странно. Простая рубаха с широкими, присборенными на плечах рукавами, наверно льняная, с вышитой золотом тесьмой на воротнике, а поверх… По-моему, туника, а может, камзол без рукавов? Главное, на груди вышит был все тот же герб! Еще – широкий пояс с металлическими накладками, на нем кинжал в ножнах… Довольно узкие штаны, похоже из тонкой замши, заправлены в сапоги. Так даже охотники в глухомани не одеваются, хотя… определенное сходство прослеживалось. По-моему, такую одежду носили очень, очень давно, еще в те времена, когда не было никакого королевства, а только разрозненные маленькие государства…

Но чтобы знатный человек нарядился подобным образом не на какой-нибудь праздник, где можно представиться хоть оборванным нищим, хоть самим королем… Нет, немыслимо.

Он строчил с неимоверной быстротой и настолько необычным способом, что я невольно замешкалась и перестала разворачивать свиток.