Достигнув первого этажа, девушка замерла на мгновенье, пытаясь перевести дыхание. Ее буйное воображение в этот момент принялось рисовать ей картины разоблачения. Гневные тирады отца, от которых звенел бы хрусталь в верхней люстре, нравоучительные причитания матери, переходящие во всхлипы.

Элизабет тряхнула головой, избавляясь от наваждения. Она теряла драгоценные минуты, а ведь пока родительский дом вместе со своими хозяевами и прислугой видит сны, ей предстояло уйти как можно дальше. Пространство между основанием лестницы и парадным входом не преграждали ни громоздкие кресла, ни высокие вазоны с цветами, и девушка преодолела его почти бегом.

Несколько манипуляций с замком, и она на пороге, вдыхает прохладный воздух улицы. Осенний сад наполнил его ароматами увядающих цветов и опавшей листвы, отчего чувство свободы ощущалось особенно сладким.

Спустившись на тротуар, девушка чудом не подвернула ногу, еще раз подивившись, как же сумела взобраться наверх. Подхватив сброшенную чуть ранее сумку, она почти бегом бросилась в сторону, уводившую прочь от респектабельных кварталов в районы рабочих и бедняков. Улицы в такой час были абсолютно пусты. Дрожащий свет газовых фонарей лишь изредка выхватывал из темноты широкоплечие фигуры констеблей, прогуливающихся на перекрестках. Женская фигура непременно притягивала их взгляды, но остановить взъерошенную, но все е богато одетую леди не решился пока ни один.

В попытке уйти как можно дальше от родного дома, девушка сперва шагала очень быстро, но сообразив, что погони за ней нет, сбавила темп. Страх больше не подстегивал ее, и навалилась усталость. Дали о себе знать растертые ноги, плечо саднило все сильнее, сумка в комнате казавшаяся такой удобной, теперь походила на неуклюжий мешок. Нести в руках ее было непомерно тяжело, а ремешок, оказавшись на плече, даже через платье начинал впиваться в нежную девичью кожу.

До утра, по меркам аристократии, было еще неимоверно далеко. Небо на востоке еще даже не начинало светлеть. Но почтовые фургоны уже спешили развезти свежую прессу, молочники и булочники направляли свои тележки к черному входу почти каждого дома, мальчишки – сынишки поварих и горничных – мчались с неотложными поручениями к мастеровым и лавочникам.

Внезапно Элизабет осознала, что улица вокруг шумит, как развороченный улей. Вот только что эхом ударялся об стены одинокий цокот ее шагов, и словно в секунду, все изменилось. На самом же деле, она просто попала в другую часть города. Богачей среди местных жителей не было, а рабочему человеку, чтобы прокормить семью, подниматься приходилось раньше солнышка.

Девушка устало остановилась и запрокинула голову к крышам. Рассвет еще не наступил, но небо уже приобрело прозрачно-белесый оттенок, позволяя фонарщикам тушить городское освещение. Сизые сумерки с каждым мгновеньем становились все светлее, делая окружающую картину все четче и позволяя хорошенько осмотреться вокруг.

Поток прохожих был довольно плотным. Мимо, шипя трубами и скрепя плохо смазанными деталями, на огромной скорости промчался омнибус. Он спешил по маршруту, чтобы сделать еще и еще один круг. Ведь позади его нагонял такой же шумный и не менее расторопный собрат. Девушка отшатнулась, напуганная резким звуком клаксона.

Похоже, водители паромобилей вели себя не очень-то вежливо по отношению к пешеходам. Она хотела возмущенно закричать, но лихач уже скрылся за поворотом, а на нее вовсе никто не обращал внимания. Захлопнув рот, девушка двинулась дальше, решив впредь держаться поближе к стенам домов.

Прохожих с каждой минутой становилось все больше. Отрешенные лица, спешная походка, каждый спешил по своим делам, и каждому было наплевать на то, что происходит вокруг. Лишь Элизабет широко распахнутыми глазами впивалась в серые спины, открытые окна, пыхтевший паром общественный транспорт. Она уже не успевала за общим потоком людей, на нее то и дело кто-нибудь налетал, ругался и спешил дальше. И ни один даже не подумал принести свои извинения благородной леди.