– Санчик, – расхохоталась Лариса, – обожаю тебя! Но даже я не стала бы так бессовестно льстить тебе, называя стервой.

– А как это ещё называется? – невольно улыбнулась в ответ на заразительный смех подруги Логвинова. – Получила предложение от одного мужчины, а сама продолжаю время от времени спать с другим.

– Так расстанься. В чём проблема-то?

– Ни в чём, – жалко улыбнулась Александрина. – Поеду и объясню, чтобы больше не ждал.

– Разве нельзя позвонить? – удивилась Лариса.

– Не знаю, – повела плечом Александрина. – Непорядочно как-то. Хороший парень.

– Ну, да, хороший, – задумчиво проговорила подруга.

* * *

Семь лет назад

Отец Виталия Лесных тоже был пациентом невролога Логвиновой. Семь лет назад, изучая записи в амбулаторной карте больного, Александрина удивлённо подняла взгляд на парня, терпеливо ожидающего на стуле для пациентов. Густые, слегка вьющиеся, чёрные волосы; тёмно-карие глаза, со спокойным вниманием взирающие на врача из-под широких бровей; ровный прямой нос; смуглое лицо, с едва заметным румянцем и необузданной щетиной, невзирая на тщательное бритьё, обрамляющей нижнюю часть лица и упрямую скобку ярких губ средней полноты.

– Хотите сказать, Николай Иванович, что вы с пятьдесят девятого года?

– Нет, – добродушно улыбнулся двадцатитрёхлетний парень, – это папа. А я с восемьдесят девятого. Меня Виталием зовут.

– Александрина Григорьевна, – представилась Логвинова. – Какие жалобы, Виталий Николаевич? И где ваша карта?

– У меня никаких. Это отец записан к вам на приём. Просто не смог прийти. Хуже себя почувствовал. Вот, – молодой человек выложил на стол стопку бумаг и снимков, – анализы, снимки. Всё, что доктор Никаноров назначал. Может, вы посмотрите? И вот ещё, гостинец… для вас, – наклонился Лесных, добывая из стоявшей на полу небольшой сумки-холодильника пакет с двумя тушками домашней птицы.

– Снимки обязательно посмотрю, – с трудом удержалась от смеха Александрина, до того вид парня с подношением показался ей забавным, – а гостинец это лишнее. Вам для отца пригодится.

– Пожалуйста, возьмите, – примирительно улыбнулся Виталий. – Это ведь специально для вас. «Коли доктор сыт, то и больному полегче». Помните?

– Помню, конечно, – всё-таки расхохоталась Логвинова. – Это врач из фильма про Калиостро.

Александрину приятно позабавила фраза из «Формулы любви» – фильма, очень часто цитируемого в семье подруги и её мужа, Ларисы и Михаила.

– Верно, – расцвёл молодой человек, обрадованный добродушной реакцией симпатичного врача. – Вы извините, пожалуйста, что я без отца на приём пришёл, – негромко проговорил он, наблюдая за выражением лица сосредоточенной Александрины, изучающей снимки. – Мы всегда заранее записываемся. Стараемся приехать в город дня за три, к папиной сестре. Папа с каждым годом всё хуже переносит дорогу. Доезжаем, и у него руки-ноги дрожат. Он даже стоять может с трудом, не то что передвигаться. Дня два проходит, прежде чем он немного восстанавливается. Но в этот раз у меня не получилось раньше приехать. На работе комиссия нагрянула. Пришлось остаться.

– А кем вы работаете? – не отрываясь от бумаг, спросила Логвинова.

– Лесничим.

– Вот как? – удивлённо взглянула Александрина. – А где? Там же, где прописан ваш отец?

– Да, – кивнул парень. – Село Сосновка. Восемнадцать километров от города.

– Восемнадцать, – задумчиво повторила Логвинова, откинувшись на спинку стула и поворачивая авторучку в тонких пальцах красивой формы. – Вы говорите, отец с трудом преодолевает это расстояние? На чём же вы едете? На рейсовом автобусе? На такси?

– Что вы! Папе едва хватает сил выйти из дома и забраться с моей помощью в машину. У нас «нива».