Императрица внимательно вглядывалась в покрытые морщинами лица сановитых душпастырей перед собой, она, наверное, догадывалась, какие неучтивые мысли роятся в этих вроде бы весьма мудрых головах, но это ее никоим образом не огорчало, быстрее радовало и смешило; что-то подзуживало ответить смешным русским словцом – русские присказки старательно и охотно стала зубрить, ответить что-то наподобие "А выкуси!" ей хотелось, но не могла.

   Однако сразу после заседания Синода села за письменный стол. Вольтеру надлежало сообщить о своей добросердечности: "Арсений, епископ Ростовский… был сужденным митрополитом Новгородским, и всем Синодом осужден, как фанатик, виновный в замыслах враждебных, как православной вере, так и верховной власти, лишенный сана и священничества и переданный в руки светского начальства. Я дала ему прощение и удовлетворилась тем, что перевела его в монашеское звание".

   С другим документом уже на ночь погнали гонцы, не жалея коней, как значилось в высочайшем повелении, повезли гонцы еще одно распоряжение. Кудрявые строки на дорогой бумаге гласили: "Ровняя себя в протерпении Златоусту, стараясь возбудить ропот и неудовольствие на правительство, в коварных затеях не разбирал способов, ибо и лжи клеветы и пророчества и молитвы и слова Божии он не усовестился употреблять всуе… А по сему – под крепкое смотрение, и ни бумаги, ни чернил не давать там".

   Гнали кони ложбинами и перелесками, так что даже белая пена из удил летела, спешили гонцы…

   11

   Прокурор Нарышкин отыскал Арсения Мациевича на монастырском дворе. Митрополит, трудно дыша, рубил дрова – по постановлению суда он несколько раз в неделю должен был мыть полы, рубить дрова, выполнять другую черную работу. Арсений как раз с выдохом загнал топор в толстое полено, однако оно, сучковатое, с первого раза не поддалось, и тогда Арсений вместе с застрявшим топором поднял его над головой, чтобы во второй раз, уже обухом, ударить по колоде; полено то ли тяжеловатое, то ли сил не хватило, повело его прежде в одну сторону, тогда в другую, он заточился, будто пьяный.

   – Имею обязанность провести допрос, – представился Нарышкин.

   Арсений молча взялся освобождать топор из нерасколотого полена, пуляя и дергая за топорище, наконец, ему это удалось и он так же, не обмолвившись словом, пошел за Нарышкиным.

   Прокурор, судя по всему, был хорошо осведомлен с монастырской жизнью Мациевича.

   "Предыдущие императоры и цари Церковь разным добром награждали. В настоящее время же не только награды нечего ожидать, а еще и грабят. В Ярославле даже утварь церковную уже отобрали", – говорили подобное монахам? – Нарышкин водил глазами по бумаге неотрывно – то ли так внимательно вчитываясь в написанное, или не хотел встретиться взглядом с митрополитом.

   – Видит Бог, что это горькая правда.

   – "Даже турки свои мечети награждают, а в России Содом и Гоморра". Ваши слова?

   – Взойдет ангел с Небес в день последний – и враг Церкви не укроется.

   – "Дворянство, – говорили караульному офицеру Алексеевскому, – забыло предков своих, которые поместья монастырям даровали, теперь же добро грабит". Говорили?

   – Истину знают святые Небеса.

   – "В настоящее время, увидев, что императрица Екатерина не тверда в русском законе и не знает народной жизни, завистливые на церковное имущество царедворцы подсунули несведущей императрице злой указ, и она подписала слепо"… Подтверждаете свои слова? – Нарышкин так и не поднял от бумаги глаза, словно приклеились они там.

   – "Кто имеет уши, пусть слышит, что Дух говорит Церквям"…