Девушка закусила губу. Она как-то не подумала о трудностях.
– Я могу тебе помочь, – вызывающе заявил Жан. – Вдвоем как-нибудь справимся.
Придворные зашептались.
– Вам всем необходимо отдохнуть и набраться сил, – произнесла Госпожа, и при первом же звуке ее голоса все замолчали. – На сегодня вы мои гости.
– Следуйте за мной. – Девушка, которая привезла их на остров, возникла рядом, будто по волшебству, и поманила за собой.
Все трое гостей последовали за ней. Анна – с облегчением. Взять паузу было действительно необходимо. Голова просто разрывалась, а все происходило так стремительно, что казалось сном. Вот бы открыть глаза и проснуться – но не в больнице, а дома.
Тем временем, пройдя через арку из розового мрамора, они оказались в небольшом помещении, где прямо на полу лежало что-то вроде травяных матрасов, испускающих легкий запах цветов и зелени, а на низком столике стояли миски с едой и кувшины с водой.
– Это еда из леса, не бойся, – сказала провожатая, обращаясь к Охотнику.
Тот пожал плечами с самым равнодушным видом.
– Отбой, – бросил Охотник, кивнув на еду. И он, взяв из миски один из тонко нарезанных кусков мяса, положил его в рот.
Анна тоже поела. Сил уже фактически не осталось, а глаза слипались, поэтому она вскоре уснула – кажется, даже не дожевав свой кусок…
И боль. И резкий свет, раздирающий глаза.
Зрение возвращалось постепенно, вместе с нарастающей болью. Хотя, казалось бы, куда последней еще расти, она и так превосходила все, что Анна знала о боли раньше. Видимо, пришло время расширить границы своих познаний.
Она лежала в каком-то помещении, наполненном ярким белым светом. Сознание выхватывало происходящее деталями. Потолок – высокий, как небо… Простыня, укрывающая ее до подбородка… Что-то впивается в шею… Скосив глаза, Анна разглядела стоящий рядом аппарат, к которому от нее тянулись провода и трубки.
Девушка попыталась подняться, и на нее тут же накатил ужасный приступ тошноты, сопротивляться которому было невозможно.
Ее буквально вывернуло наизнанку темной жижей, а боль, впившаяся острыми крючьями в каждую частичку ее тела, в каждый нерв, в каждую клеточку, ожесточенно рвала сразу во все стороны, напоминая старую казнь, когда виновного разрывали четыре лошади, бегущие каждая в своем направлении.
Уж лучше бы умереть. Анна не сомневалась, что это оказалось бы далеко не так болезненно.
– Очнулась. Боже ты мой… сейчас придется менять белье. Лежи, девочка, тебе нельзя двигаться, – донесся до Анны похожий на раскаты колокола голос.
Голос гулко отдавался в висках и затих после заключительного мощного аккорда, оставив после себя звенящую пустоту.
Анна одним рывком поднялась на кровати.
В комнате стоял густой сумрак, и очертания предметов лишь угадывались, но помещение явно было другим, гораздо меньше, и кровать оказалась уже не кроватью, а всего лишь пружинистым мягким матрасом, сладко пахнущим травами.
Голова слегка болела, но приступов тошноты, к счастью, не ощущалось.
– Страшный сон? – Охотник тоже сел на своей постели, очевидно разбуженный шумом. Анна обратила внимание, что он положил на пол какой-то предмет, который машинально схватил, едва пробудившись, – кажется, большой нож.
Жан мирно посапывал в своем углу.
– Да, сон, – тихо отозвалась Анна и после паузы, едва слышно добавила: – Наверное…
Но Охотник услышал.
– С тобой случилось что-то плохое там, в твоем мире, и ты думаешь, что умираешь, – проговорил он, не глядя на нее.
Сейчас, когда она не видела деталей, его профиль показался даже красивым, хотя, конечно, не таким изящным, как у Принца.
– Это очень больно, – пожаловалась девушка.