Один и тот же сон преследовал его с тех пор. Он бежит, бежит, впереди виднеется лестница, он тянет руки, но никак не может дотянуться. Затем появляется красивая волна белокурых волос, но лица не видно. Голова невидимой женщины откидывается, будто в безудержном смехе и Джеффри просыпается. Врачи объясняли это подсознательным желанием спасти родителей, а белокурая женщина выступала в качестве насмешки над тщетностью его попыток.

А сегодня яркая вспышка озарила лестницу, и он увидел искаженное ужасом лицо своей матери. Джеффри проснулся в холодном поту.

Его Энджела после таких снов приносила ему теплое молоко с медом и предлагала навестить родителей. Он принимал освежающий душ, и они ехали на кладбище. Все успокаивалось на некоторое время, а потом начиналось снова. Энджела всегда с пониманием относилась к тревогам своего мужа и поддерживала во всем. Горечь утраты единственной женщины, которая его понимала, останется с ним навсегда.

Сегодня же он ограничился ледяным душем и крепким кофе. И твердая мысль поселилась у него в голове.

– Я так и знал, – ударил кулаком по столу Райянс.

Они встретились в городе как раз перед парами Джеффри. У Райянса закончился рабочий день, а у его друга только начинался. Джеффри успел полностью обеспечить дом светом и заглянуть в комнату родителей. Еле уловимый, но такой знакомый запах духов ударил ему в нос. Все было так же, как он и запомнил. Хотя был в этой комнате от силы пару раз. Та же огромная кровать под балдахином с деревянными столбиками, но теперь накрытая, как и все в доме, чехлом, та же бархатная банкетка перед кроватью, тот же огромный вещевой шкаф. Джеффри зашел внутрь. Как будто любимая мамина пластинка зазвучала в голове. Возле французского окна стояло зеркало в полный рост, тоже занавешенное тканью. Джеффри на минуту замешкался, но все же сдернул пыльную занавесь. На него смотрел изможденный не очень молодой человек. Следы усталости были заметны на каждом сантиметре и даже в одежде. Длинные каштановые локоны показались за спиной. Мамины. Джеффри замер и крепко зажмурил глаза. Открыв их, ничего, кроме дубовой двери он не увидел. Обернувшись, он покачал головой. Слишком яркие образы вставали в памяти.

И вот теперь, сидя напротив Райянса, он был полон решимости докопаться до истины, чем привел в расстройство своего друга.

– Зачем тебе в этом копаться? Столько лет уже прошло.

– Все само собой так складывается. Я пытался построить свою жизнь, завести свою семью, но ничего не вышло, разве ты не видишь? Мне больше некуда идти.

– Ты сам подгоняешь все к одному. Ничего так не сходится. Просто не живи в этом доме, отвлекись на работу, возьми побольше пар, в конце концов, напиши диссертацию.

– Нет, я должен выяснить, что случилось в тот вечер.

Райянс только покачал головой.

– Тебя невозможно переубедить и так было всегда. В таком случае, рассказывай, что ты задумал. Тебе нужна будет помощь.

– Точно пока не знаю. Для начала хочу разобрать вещи родителей, а потом уже попробовать связаться с людьми, которые их знали. Я хочу узнать, какими они были.

Но это оказалось не так-то просто. Многие из бывших коллег отца уже отошли от дел. Джеффри перелистывал записную книжку, которую нашел на папином бюро. В его кабинете все было строго и даже немного аскетично. Единственное украшение составлял старинный письменный стол бюро эпохи Ренессанс. Сдернув с него пыльный чехол, Джеффри даже затаил дыхание от его красоты. Но тут же вспомнил, что отец проводил здесь львиную долю времени, никого не подпуская к себе. Небольшая тахта стояла в маленьком алькове. Он часто оставался здесь на ночь. В глаза Джеффри бросилась толстенькая записная книжка в кожаном переплете. И теперь, сидя за столом и включив настольную лампу, которая давала зеленый свет из-за такого абажура, Джеффри искал имена и фамилии, номера телефонов и любую важную информацию.