Люди смотрели на царя с восторгом и благоговением. Кто мог тогда подумать, что благочестивейшему и самодержавнейшему Государю Николаю Александровичу осталось царствовать меньше четырех лет? Кто мог представить, что уже через год начнется затяжная кровопролитная война, которая приведет к революции? Кто мог предположить, что вся Царская семья, включая тринадцатилетнего цесаревича, будет расстреляна? Кто мог предвидеть гонения, которые обрушатся на Церковь сразу после прихода к власти большевиков?

Революционные события застали отца Константина в должности эконома Московской духовной академии, располагавшейся в стенах Троице-Сергиевой лавры. Он должен был обеспечивать академию письменными принадлежностями, продовольствием, медикаментами и дровами, следить за ремонтом зданий.

Вскоре после февральской революции в жизни Церкви начались перемены. В мае семнадцатого было принято решение о том, что епископы должны избираться, а не назначаться. Во многих епархиях прошли собрания духовенства и мирян. Архиереев, некогда назначенных Святейшим Синодом, заменили новыми. На Московскую кафедру пришел архиепископ Тихон, которого отец Константин помнил по Ярославлю.

Академия тоже не осталась в стороне от изменений. На смену ученому архиепископу Феодору пришел мирянин Александр Павлович Орлов, избранный профессорами. Устав академии предписывал, чтобы ректор имел священнический сан, поэтому Орлов был рукоположен сначала в дьякона, затем во священника. И сразу возведен в сан протоиерея. Это был человек покладистый, с ровным характером.

А между тем на фоне революционной разрухи выживать становилось все труднее. Финансирование академии стало сокращаться сразу после февральской революции. А после октябрьской деньги на содержание преподавателей и студентов вообще перестали поступать.

Как только новая большевистская власть приняла декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», у академии начали одно за другим отбирать помещения. К осени восемнадцатого в распоряжении студентов осталось лишь четыре учебных аудитории. Остальные были заняты Военной электротехнической академией. Отцу Константину некоторое время приходилось исполнять должность эконома обеих академий – духовной и электротехнической.

Долго так продолжаться не могло, и уже в Великом посту девятнадцатого года занятия для студентов духовной академии перенесли в Москву. Отец Константин был назначен священником церкви Преображения Господня на Большой Ордынке, более известной как храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость».

Отец Константин навсегда запомнил свой первый день в этом храме. Он вошел в него во время богослужения. Весь левый придел был заполнен людьми. Старенький священник читал акафист перед чудотворной иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Когда запели «Цари́це моя́ Преблага́я, Наде́ждо моя́, Богоро́дице», народ встал на колени. А на словах «ве́си мою́ беду́ зри́иши мою́ ско́рбь»[3] все начали креститься.

Время было трудное, многие голодали, продукты отпускали в магазинах по карточкам. Зимой не хватало дров. Нередко в храме стоял такой холод, что зуб на зуб не попадал. При причащении чаша примерзала к губам, а вода, налитая в кружку, превращалась в кусок льда. Священническое облачение приходилось надевать поверх пальто, но это мало помогало: за два часа Литургии тело промерзало до костей. Потом отогревались горячим чаем в приходском доме.

Жил он вместе с дочерью при храме до тех пор, пока церковный дом не отобрали. После этого приходилось постоянно переезжать: своего угла в Москве не было. За двенадцать лет он сменил место ночлега не менее тридцати раз. Жил и в кельях закрывающихся монастырей, и на квартирах прихожан, и на чужих подмосковных дачах, и в рабочих общежитиях, и даже в заброшенных зданиях. Прихожане, как могли, заботились о священнике, но для каждого жизнь становилась все труднее. Некоторых арестовывали. Частные квартиры изымали в собственность государства и уплотняли новым жильцами. Переезжать приходилось еще и потому, что жить без прописки запрещалось, а прописаться священнику в Москве было невозможно.