– На, полюбуйся на моё творчество, – сказал Генка, задрав штанину, – а то ещё не поверишь.

«Да, судя по швам, рану на ноге зашивал дилетант, но на первый раз, да ещё в таких условиях сойдёт», – подумал я. Но вслух похвалил Генку за его творчество. Помолчав с минуту, Генка продолжил свой рассказ.

– Взвалив на себя рюкзак и опираясь на палки, я пошёл в сторону реки, предварительно сориентировавшись по компасу на реку. Нога в колене не сгибалась, и я тащил её волоком. Часа через два, матерясь на чём свет стоит, я вышел на реку. Сбросив рюкзак на землю, я упал прямо в воду. Но я не смог сделать первый глоток воды, потому что горло так пересохло, что потрескалось, и мне пришлось сначала его прополоскать, и только тогда я выпил первый глоток воды. Я прилёг на рюкзак и минут 20 приходил в себя. Я переживал за ребят, как они там. Нас разделяла стена огня шириной 10 километров, и я ничем не мог им помочь, и даже наоборот: стал бы для них обузой. Но меня успокаивало ещё и то, что в группе был опытный парашютист, парень лет тридцати, который летал на пожары ещё в Братске, поэтому я на него надеялся, а иногда и оставлял вместо себя. Да и у них была рация, по которой они могли вызвать помощь. А к реке в это время из горящего леса выбегали лоси и изюбри, добежав до воды, они переплывали реку и, выйдя на другой берег реки, с тоской смотрели на горящий лес. И тут же за ними к тропе выбежал медведь. Он остановился на тропе, посмотрел на меня, незлобно рявкнул, так, для порядка, и, спустившись в воду, поплыл на другой берег реки. И, как я понял, ему сейчас было не до меня, так же как мне не до него. У каждого из нас в это время были свои проблемы. Я сам был готов взреветь от боли в ноге, как медведь. Я пошевелил ногой, но она жутко болела в колене, я задрал штанину и остолбенел, потому что нога сильно распухла и посинела. Я понял, что это вывих, но ещё хорошо, что не перелом. Но и вывих нужно было вправлять, но как? Найдя у тропы валежину, я засунул под неё ногу и дёрнул со всей силы. Боль пронзила ногу от пятки до плеча, но нога заболела ещё сильнее. Тогда я нашёл двойную валежину, затолкал в середину ногу, а руками взялся за дерево, которое находилось сзади меня, и что есть силы второй ногой ударил по валежине. В колене что-то хрустнуло, и я тут же потерял сознание. Это была моя последняя попытка, на большее меня бы просто не хватило. А когда пришёл в себя и пошевелил ногой, увидел, что нога стала сгибаться в колене. Я понял, что вправил ногу, а остальное – дело времени. Я поискал глазами по берегу реки пихту: я с детства знал, что она хорошо снимает жар с раны и быстро её лечит. Недалеко от тропы я увидел пихту около двадцати сантиметров в диаметре и пополз к ней на четвереньках. Из пузырьков на коре я выдавил в деревянную ложку смолу и, развязав рану, обильно смазал её смолой. Затем вскипятил чай и, поев сухого пайка, который нам выдавали в тайгу как НЗ, я стал думать, куда же мне податься. Идти вниз по реке нельзя, потому что огонь подбирался уже к реке, значит, остаётся одно: идти по реке вверх, в вершину водораздела, пока огонь не взял меня в кольцо.

– А почему ты не пошёл вниз по реке в сторону Ангары, а решил подниматься по тропе в верховье реки? – спросил я. – Ты даже мог спуститься по реке на плоту, – добавил я.

– Ну, на это было несколько причин. Во-первых, огонь отрезал мне путь к устью реки, перескочив через реку, он полыхал уже там. Во-вторых, без карты, оружия и продуктов идти по тайге было равносильно самоубийству. А в-третьих, сразу после пожара идти по горельнику было тоже равносильно самоубийству, потому что при малейшем дуновении ветра над пожарищем поднимался пепел, и даже противогаз не спас бы меня от него, потому что его банка забилась бы через пять минут. Ну и самое главное – местами вдоль реки когда-то, ещё столетия назад, находились большие торфяные болота, но со временем они заросли лесом. А во время пожара торф загорался, и огонь уходил под землю и горел там годами, сжигая торф и образуя под землёй большие пустоты, а угодить в такой адский провал мне очень не хотелось. Это лето было сухое и ждать дождей нужно было полтора-два месяца, для того чтобы они прибили пепел. Но всё это время нужно было где-то жить. Вот я и пошёл в верховье реки в надежде найти там зимовье. Да и с такой ногой я не смог бы далеко уйти. Во-первых, сделать плот и спуститься на нём по реке, как ты говоришь, я тоже бы не смог с такой ногой, вода в реке была холодной, и я мог заработать себе что-нибудь похуже вывиха. А во-вторых, на реке много перекатов и порогов, через которые плот одному не протащить, да ещё с такой ногой. Вот поэтому я решил уходить от огня вверх по реке. А о торфяных болотах я узнал уже после того, как Степан рассказал мне про горящий годами торф, в который он однажды чуть не провалился.