Вот соперник уже готов к бою; даже ухмыляться начал – пока не заглянул в спокойные глаза Кудрявцева. И тут неандерталец переменился в лице; он словно понял, кто стоит перед ним – главный противник всей жизни. Теперь не снисходительная ленца уверенного в себе великана царила в нем, а ненависть и… страх. Этот страх, наверное, и заставил его отскочить поначалу к своему мелкому соплеменнику, со сдавленным рычанием вырвать у него из рук кувалду, и атаковать полковника, окружив себя сверкающим кругом нержавеющего металла. Теперь не Самчай, а молот выступал в роли крыльев ветряной мельницы, с которым собрался вступить в поединок…

– Нет, не Дон Кихот, конечно, – с усмешкой вспомнил длинноусого испанского героя Кудрявцев, подныривая молниеносным движением под сплошной круг из тяжелого металла, – для этого у меня слишком мало безрассудного благородства. Да и подвигов во имя прекрасной Дамы… Я готов, конечно, но моя дама сама любой подвиг совершить может!..

Он повернулся и улыбнулся побледневшей Оксане; еще сильнее побелели пальцы, стискивающий ложе «Бенелли». Одновременно рука полковника вывернула из громадной ладони молот, по сложной траектории останавливая его бешеное движение. Сам гигант сложился пополам от единственного тычка кулаком – практически туда же, куда уже безрезультатно пытались пробить и Марио, и тайский чемпион. Пресс у тренированных людей, ну и у неандертальцев тоже, большой, а у этого просто громадный; но в каждом из них есть уязвимые точки. А есть особо уязвимые, в которые достаточно ткнуть посильнее. Не со всей дури – иначе противник просто не встанет больше на ноги. А этот ничего – вон даже не упал. Сейчас разогнется и… пусть идет по своим делам, бой уже закончен. И кувалдочку свою, в которой явно побольше двух пудов будет – килограммов пятьдесят, не меньше – с собой забирает.

Кудрявцев опустил взгляд на это грозное оружие и… Нет, не замер в изумлении, хотя такой реакции можно было ожидать от любого, а громко расхохотался. Потому что на длинной рукояти янтарного цвета были выдавлены два слова на русском языке: «Толик козел!». Сама рукоять была изготовлена скорее всего из их (уже их!) чудесной пластмассы, готовой принять любую форму в момент затвердевания и несокрушимой после завершения этой химической реакции. Несокрушимой для всех, но только не для него, полковника Кудрявцева.

И он совершил еще один хулиганский поступок, совсем как мальчишка, пытающийся доказать превосходство над сверстником (на глазах у девчонок, конечно же!). Александр расслабился на мгновение и заполнил тело восхитительным чувством неограниченной ничем силы, которая позволяла ему сгибать вручную тугие рога арбалета, ломать, словно печенье, на куски толстые доски и рушить в сомкнутом кулаке внутренние связи гранитного окатыша, превращая его в песок.

Выпрямившемуся наконец неандертальцу он протянул молот, держа его вытянутой рукой за самый конец рукояти; вряд ли этот гигант смог бы повторить такой трюк. А ведь его ждало еще большее потрясение – на самом кончике пластмассы, прямо под курьезно-оскорбительной надписью теперь глубоко отпечатались пальцы полковника.

– Ну вот, – все так же озорно усмехнулся он, – оставил отпечатки пальцев. Теперь меня найти по ним…

Он заглянул в глаза бывшего противника, принимавшего тяжеленный металл обеими руками, и озорное настроение словно смыло – этот противник никогда не станет бывшим. В потемневших глазах неандертальца плескалась пламя настолько неистовой ненависти, что оставалось задать вопрос: «Когда это пламя сожжет?…».

– Кого? – подумал командир, поднимая с пластмассового куба куртку, – владельца, конечно. Не меня же. Я поворачиваться к этому парню спиной и ждать, когда ярость выплеснется наружу, не собираюсь.