Ульянова уставилась в его лицо с неподдельным изумлением. Командир не стал объяснять прямо сейчас, что такая команда – ждать новых команд, и выполнять их – прозвучала в ангаре самой первой.

– Пойдем-ка лучше в дом, Люба, – пригласил он садовода, – такого вкусного чая, который заваривает моя Оксана, ты никогда не пила.

– Ага, – совсем не обидно ухмыльнулась Ульянова, – по еврейскому рецепту!

Но от приглашения не отказалась…

С тех пор каждый день полковник Кудрявцев подсаживался к баку, который стараниями Сергея Благолепова и его команды никогда не пересыхал, и вел неспешные беседы – по часу, а иногда и больше. Не с пластмассой, конечно – до такого он еще не дошел. Командир приглашал на эти беседы товарищей – одного за другим, по одному ему понятному принципу. Разговоры велись на самые разные темы – о прошлом, настоящем; о мечтах на будущее. Конечно же, о проблемах, которые видели специалисты, и мимо которых сам он мог пройти, даже не заметив. В какой-то момент полковник понял, что эти беседы не проходят бесследно; что они отпечатываются матрицей в непрерывно текущей пластмассе, и меняют свойства купола.

– В какую сторону? – спрашивал он себя, – и не находил ответа.

Только был уверен, что его собственные представление о совершенстве, о счастье, о самом лучшем для человека, кому-то могут показаться однобокими, а в чем-то даже ошибочными. Он сейчас учился у своих товарищей видеть, и создавать большие и маленькие радости бытия, щедро делиться ими с близкими людьми. И еще одну цель преследовал полковник Кудрявцев, приглашая поочередно тридцать человек. Сейчас, по истечении месяца, он, наконец, открыл эту тайну. Именно эта тридцатка – самая близкая, самая проверенная и надежная, слушала сейчас его на последнем этаже цитадели.

Полковник занял одно из кресел, вокруг которых располагался практически замкнутым квадратом стол с бесчисленными экранами, клавишами и кнопками. И ткнул пальцем в окно, за которым все было занято оранжевой бесконечностью6

– Вам ничего не кажется странным, друзья?

Первым, конечно же, подскочил к панорамному окну Никитин.

– Товарищ полковник, – повернулся он с растерянным выражением лица, – это какая-то неправильная картинка! Где тут небо; где солнце?! Тут же одна степь… безжизненная. Даже бараны не летают!

Никто не фыркнул, не рассмеялся. Лишь у командира губы раздвинулись в улыбке.

– Ты прав, Анатолий, – согласился он, – сейчас мы смотрим не в окно, а экран, который показывает степь на километр от стен города. Можно детализировать. Смотрите.

Его пальцы коснулись пары клавиш на панели стола, и на большом окне появилась тонкая сетка. Еще одно касание, и один из квадратиков на окне, выбранный полковником, стремительно поплыл навстречу зрителям, заполнил весь экран северной стороны цитадели. Теперь можно было разглядеть каждую травинку. А в углу можно было разглядеть цифры, что этот квадратный метр степи находится на расстоянии семисот двенадцать метров от границы города, в направлении сорок пятого градуса на северо-восток.

– А это – для сравнения…

Никто не заметил, какие именно кнопки нажал теперь командир, но соседняя, восточная стена неуловимо изменилась.

– Теперь это обычное окно, – сообщил Александр, – узнаете?

Картинка мало чем отличалась от соседней, южной, и все дружно замотали головой. В тот же момент неуловимое движение командира изменила пейзаж до неузнаваемости. Купол над городом, только сейчас ничем не отличавшийся от окружавшей его степи, стал цветом и формой иным – гладкой пластмассовой поверхностью, какой отличались дорожки и стены технических помещений. Еще несколько движений, и квадратный километр купола поочередно поменял цвет – как в детской считалочке: «Каждый охотник желает знать…». Потом он заиграл сразу всеми цветами радуги, по которой побежали звезды, искры салюта, и еще что-то вообще невообразимое, но беспримерно удивительное.