Роджерс никак не среагировал на крамольные слова Бессьера. Он только плеснул в рюмки собутыльников по двадцать граммов виски и предложил выпить за свободу Свободного мира. Никто не стал возражать ему. Когда же он удалился, француз, в котором, очевидно, дремали якобинские гены, не удержался от того, чтобы не процитировать Че Гевару: «Любая борьба в Латинской Америке, как бы она ни начиналась, кончается войной с Соединенными Штатами».

В середине апреля Мендоса велел начать сооружение противоатомного бункера для себя и членов Государственного совета. Строительство предполагалось вести в обширном парке, раскинувшемся за президентским дворцом. Ни одна из ядерных держав не вынашивала планов нападения на забытую богом и людьми Аурику. Бункер был делом престижа. К началу семидесятых годов почти все крупные и мелкие правители уже обзавелись модерновыми атомоубежищами со сроком автономности от нескольких месяцев до нескольких лет. Они хвастались друг перед другом размерами и роскошью новых подземных покоев, не думая о том, что если мировая ядерная катастрофа действительно разразится, то управлять им из своих комфортабельных нор будет некем.

Как только инженеры приступили к разметке площадки под новый секретный объект, президентской гвардии было приказано усилить охрану дворцового парка. Получив этот приказ, полковник Нокс в сопровождении представителя Министерства общественной безопасности и нескольких офицеров гвардии сразу же направился в райские кущи, скрывавшие от посторонних глаз тыльную сторону резиденции Отца Отечества, а также некоторые интимные стороны его частной жизни. Надо было определить места расстановки дополнительных постов охраны. Я находился в свите полковника. Мы работали целый день, и возвратиться домой мне удалось только к ужину, который я рассчитывал съесть в обществе уютного балагура Крашке. Однако планам моим не суждено было осуществиться. Дома меня кроме Герхарда ожидал Рудольф Буххольц-младший, имевший вид взволнованный и таинственный.

– Сейчас ты должен поехать со мной, – объявил он. – У отца важное дело к тебе.

– Хорошо, – ответил я, с трудом скрывая удивление. – Но давай сперва перекусим. В моём желудке пусто как в ауриканской казне.

– Нет, – возразил Рудольф. – Ужинать будем у нас. Через пятнадцать минут подходи к парковке, что за оперным театром. Я буду ждать тебя в машине. Имеется ли в этом здании черный ход?

– Ого! Да ты, кажется, назначаешь мне конспиративную встречу. Герхард, покажи достойному ученику великого адмирала Канариса, как отсюда можно незаметно выбраться на улицу. А я пока проглочу булку с ветчиной и выпью апельсинового сока. Через четверть часа буду на парковке.

Старого Буххольца я нашёл в крайне возбуждённом состоянии.

Он сразу же увел меня в сумерки ночного парка, и не успели мы дойти до араукарии чилийской, как мне было дано понять, что наше незапланированное свидание вызвано чрезвычайными обстоятельствами.

– Умеете ли вы обращаться с секретной информацией, господин Фогт? – спросил Обезьяний Зад.

– Помнит ли господин фон Буххольц, что он говорит с немцем и офицером? – возмутился я.

– Ну-ну, не обижайтесь, прошу вас! – принялся успокаивать меня старик. – Мне хотелось всего лишь обратить ваше внимание на степень важности тех сведений, которые сейчас будут вам сообщены. В Аурике созрел антиправительственный заговор, и послезавтра заговорщики намереваются совершить покушение на жизнь президента, что должно послужить сигналом к военному перевороту.

– Ха! Кому это понадобилось убивать папашу Мендосу? Надеюсь, не коммунистам? Последние, насколько мне известно, отвергают индивидуальный террор.