Конечно, листок с записями чьих-то расходов был мелочью, но иногда Айрис находила дарственные надписи на книгах, которые были очень эмоциональны или намекали на какие-то события, свидетелями которых оказались даритель и даривший. Айрис чувствовала одновременно отторжение оттого, что ей раскрывалась часть чьей-то потаённой жизни, и стыдное любопытство. Возможно, её воображение подстёгивали до сих пор не разгаданное исчезновение леди Клементины и рассказы Джоан о злом роке Вентвортов, но Айрис действительно начали занимать тайны дома, в котором она оказалась.

Возможно, так на неё действовал сам особняк: уединённый, огромный, так много видевший и так много помнящий…

Айрис, снова отвлёкшаяся на никак её не касавшиеся тайны Эбберли и семьи Вентвортов, вернулась к работе и начала печатать карточку для издания «Лавки древностей» 1928 года.

Чем больше Айрис узнавала о библиотеке Эбберли, тем быстрее увядали её надежды найти в ней что-то стоящее. Разве что попадётся какое-то письмо или рукопись. Но, как Айрис поняла, вся переписка леди Клементины и прочих Вентвортов и Ситонов хранилась в кабинете сэра Дэвида под замком. Сэр Дэвид, кстати, думал, что в библиотеке может быть что-то ценное. Он сказал это Айрис во время их второй встречи.

Первую даже встречей нельзя было назвать. Сначала – это было на второй день после того, как Айрис приехала в Эбберли, – она услышала лай. Она уже познакомилась с Наггетом, немолодым уже биглем, который обычно лежал в лежанке-корзинке на кухне или в тени у входа в оранжерею. Наггет был дружелюбным, но очень независимым псом. Миссис Пайк и миссис Хендерсон он ни в грош не ставил, слушался только Уилсона и почему-то Джоан. Но отдавать ему команды или запрещать что-то даже и не требовалось. Наггет был умён, хорошо знал, каков порядок в этом доме, и почти никогда не делал ничего такого, за что его могли бы наругать. Может быть, сказывался преклонный для собаки возраст – десять лет, но Айрис представляла биглей вовсе не такими терпеливыми и тихими. За два дня, что Айрис пробыла в Эбберли, она не слышала от него ни звука.

А в тот день раздался звонкий лай. Он доносился с улицы, и Айрис подошла к окну.

Она не разбиралась в моделях машин, но узнать «Ягуар» по фигурке на капоте могла. Это был именно «Ягуар», длинный и голубовато-серебристый. Уилсон держал дверь открытой, чтобы из машины могла выйти девушка в лёгком бежевом плаще, а Наггет с лаем прыгал у ног молодого мужчины в светлом костюме. Тот присел, чтобы погладить собаку, и Айрис не успела рассмотреть его лицо, видела лишь, что он был высоким и волосы у него были тёмными.

Девушка (Айрис догадывалась, что это должна была быть секретарь, мисс Энид Причард) наконец выбралась из машины. С такого расстояния разобрать было трудно, но мисс Причард показалась Айрис очень красивой. Её темно-русые волосы были уложены в «бабетту» – причёску, которую в Оксфорде среди студенток сейчас было уже и не встретить: они делали начёс впереди и завивали концы; да и такой цвет считался скучным. Но мисс Причард её причёска шла; в её облике было что-то царственное, и высокая «бабетта» это подчёркивала. Мисс Причард, чуть покачиваясь на высоких каблуках ярко-фиолетовых туфель, ждала, пока Дэвид Вентворт наиграется с собакой, и вид её выражал нетерпение, а может, и раздражение. Наверняка ей хотелось быстрее попасть в дом и отдохнуть с дороги, сбросить эти высоченные каблуки…

Наконец Дэвид Вентворт выпрямился и быстро зашагал к крыльцу. Мисс Причард семенила за ним.

Айрис отошла от окна и вернулась к работе. Она была уверена, что сэр Дэвид поднимется в свою комнату (она уже знала, что его спальня была на втором этаже), но он, оказывается, решил познакомиться с новым человеком в доме.